— Это голубой бриллиант Дианы, — пояснил Стивен, — как вы помните, она находилась в Париже, когда меня и Джека посадили в тюрьму. Передачу бриллианта связана с нашим побегом, хотя его и пообещали потом вернуть. Человек, с которым я говорил, передал мне его сегодня утром, сейчас он на пути в Хартвелл. Я говорю все это, чтобы вы поняли хотя бы одну из причин, почему я доверяю его слову и серьезно воспринимаю все им сказанное. Ничто не мешало ему оставить этот камень себе, но он вернул его мне без каких-либо условий.
— Это просто невероятно огромный бриллиант, — заявил Дандас, — не думаю, что видел что-либо лучше, разве что в Тауэре. Должно быть, он стоит целого состояния.
— Вот что так впечатляет: человек намеревается начать новую жизнь в Новом Свете и отдает такое невероятно компактное сокровище. Он не будет говорить впустую.
— Вы знаете, почему он хочет отправиться в Канаду?
— Я бы не стал просить вас взять его на борт, если бы он был обычным преступником, бегущим от закона. Нет, он просто устал от недоверия коллег, разногласий, притворства и хочет скрыться быстро и не оставив следов.
— Он француз, как я понимаю, раз направляется в Хартвелл.
— Не уверен. Он может оказаться уроженцем прирейнских областей. Но, в любом случае, он не бонапартист, это я могу гарантировать.
— А вы не думаете, что достаточно обещания взять его на борт при условии, если его информация окажется полезной Джеку?
— Нет.
— Да, полагаю, что нет. Но какими же простаками мы будем выглядеть, если... — Дандас походил взад-вперед в раздумьях, а затем произнес: — Полагаю, следует его взять. Напишу Бутчеру записку, чтобы его приняли в качестве моего гостя. К счастью, у нас есть свободная каюта — у нас не будет штурмана, пока не прибудем в Галифакс. Он говорит по-английски?
— Да, очень хорошо. Так сказать, бегло, но учил его у няни-шотландки, а потом у шотландца-гувернера, так что это северо-британский диалект. Не то чтобы он невразумительный или невнятный — в нем есть некий дикий архаичный шарм, и только тончайший слух различит иностранный акцент. Это спокойный, доброжелательный джентльмен и, скорее всего, весь путь будет оставаться в каюте, поскольку моряк из него никакой.
— Тем лучше. Это противоречит служебным инструкциям, знаете ли, он же иностранец.
— Также против инструкций брать на борт юных леди, как иностранок, так и соотечественниц, но, как я знаю, такое происходит.
— Ладно, — согласился Дандас, — давайте спустимся и найдем перо и бумагу.
Весь следующий день доктор Мэтьюрин размышлял над своими поступками, совершенными и предстоящими. С точки зрения профессиональных стандартов — невероятное безрассудство.
С персональной точки зрения — тоже совершенно недальновидно. Он компрометировал себя так сильно, как это вообще возможно, и подставлялся под серьезные обвинения. Действия Стивена выглядели преступными и на самом деле содержали состав тяжкого преступления. Он полностью полагался на чутье, но интуиция его вовсе небезупречна. Иногда она следовала за желаниями и в прошлом болезненно подводила Мэтьюрина. Он подбадривал себя, время от времени поглядывая на прекрасный бриллиант в кармане, словно на талисман.
День он провел в турецких банях Ковент-гардена, где его хилое тело истекало потом в самом жарком зале до тех пор, пока оставалось чем потеть.
"Интересно, а Дюамель пунктуален? — мучился Стивен, сидя в вестибюле "Блейкс" так, чтобы видеть вход и стойку швейцара, — много ли внимания он уделяет времени?"
Ответ последовал еще до того, как часы до конца отбили шесть — Дюамель появился на ступенях со свертком в руках. Стивен встретил его раньше, чем агент успел спросить доктора Мэтьюрина, и отвел наверх, в длинную комнату с видом на Сент-Джеймс-стрит. Дюамель будто бы поседел еще сильнее, но лицо сохраняло бесстрастное выражение, и внешне он полностью владел собой
— Я договорился, что "Эвридика" доставит вас в Галифакс. Вам нужно подняться на борт до понедельника. Путешествовать будете как гость капитана. Он близкий друг капитана Обри. Я дал понять, что вы до определенной степени связаны с Хартвеллом, но предельно искренне советую оставаться в каюте под предлогом морской болезни и как можно меньше говорить. Вот записка, по которой вас пустят на борт. Как видите, я сохранил имя Дюамель.
— В общем, я его и предпочитаю — одной сложностью меньше, — ответил Дюамель, принимая записку. — Я очень благодарен вам, Мэтьюрин. Думаю, вы не пожалеете.
Агент осмотрелся. В дальнем углу комнаты пожилой член клуба задумался над "Парламентскими дебатами" с лупой для чтения.
— Можете говорить вполне свободно, — заверил Стивен. — Этот джентльмен — англиканский епископ, да еще и глухой.
— Хм, англиканский епископ. Несомненно. Как я рад, что мы расположились именно в этой комнате, — добавил он, бросив взгляд в окно. Он собрался с мыслями и продолжил: — Как бы мне начать свой рассказ? Имена, имена — вот одна из проблем. Я не уверен в именах трех людей, о которых планирую сообщить. Мой корреспондент в Лондоне пользовался фамилией Палмер, но это не его подлинное имя. Хотя он во многих отношениях был способным сотрудником, это его выдавало: не всегда сразу или естественно отзывался на собственный nom de guerre
[52]. Второе имя вам знакомо — Эндрю Рэй. Довольно долго я его знал как мистера Грея. Но он плохой агент, и как-то раз, напившись, выдал себя. Он паршивый шпион, и по правде, Мэтьюрин, я удивляюсь, почему вы не разоблачили его на Мальте.
Стивен склонил голову — его осенило прозрение, ослепляющее и унизительно очевидное. Он пробормотал:
— Никак не мог ожидать, что вы завербуете такого порывистого, ненадежного типа.
— Есть у него и ценные качества, но он и вправду эмоциональный и пугливый. Неглубокий человек, такие раскалываются на первом же жестком допросе, но Рэй способен выдать себя и без всяких допросов. Ничего бы с ним не вышло, если бы не его друг, тот самый третий человек. Его я знаю лишь как мистера Смита. Очень высокопоставленный человек, на рю Виллар на его доклады просто молились.
— Выше Рэя по должности?
— О да. И гораздо умнее. Вдвоем они как учитель и ученик. Жесткий человек, кстати. — Дюамель посмотрел на часы. — Я должен быть краток. Хотя Смит очень талантлив, а у Рэя хватает способностей, дабы заработать определенную репутацию, оба они бедны, ведут дорогостоящую жизнь и склонны к игре с очень высокими ставками. Формально они оба добровольцы, и я думаю, это у них искреннее, но они постоянно просят денег. После реорганизации на рю Виллар фонды резко сократились. Они посылают просьбу за просьбой, одна настойчивее другой. Им ответили, что последняя порция информации недостаточно большая и качественная, и это правда. Они заверили, что через несколько недель окончательно избавятся от сэра Джозефа Блейна, получат полный доступ к Комитету и начнут поставлять бесценные сведения.
