Дюамель снова посмотрел на часы и приложил их к уху.
— Тем временем они организовали мошенничество на Бирже.
Под пристальным взглядом Дюамеля Стивен не мог полностью скрыть свои эмоции. Сердце билось так, что он почувствовал пульс в глотке. Мэтьюрина снова ошеломила собственная тупость — все же так очевидно.
— Вы, кажется, озабочены временем.
— Да, — ответил Дюамель, передвигая кресло к окну. — Конечно, мне жаль, что вашего друга подвергли таким страданиям. Но беспристрастный наблюдатель должен признать, что все дело провернули крайне аккуратно. Можете возразить, что при наличии информации о перемещениях капитана Обри и связях его отца, вместе с контролем над столь способным агентом как Палмер, операция оказалась простой, но это поверхностные рассуждения. Мэтьюрин, вы не обидитесь, если я, возможно, выбегу на несколько минут и потом вернусь?
— Разумеется.
— Некоторое время я думал, что они полностью преуспели. Конечно, они не могли заполучить много денег, не выдав себя. Но от самых насущных долгов избавились.
"Вот как Рэй расплатился со мной", — размышлял Стивен, пока его снова сжигал стыд.
— Но этого оказалось недостаточно, — продолжил Дюамель. — Они предложили два новых хода. Первый — обналичить несколько неожиданно крупных векселей на северных рынках, второй — сдать вас в Лорьяне. План насчет векселей то ли отклонили, то ли отменили — не уверен. И вас не сдали. Лукан крайне разозлился — он лично отправился в Бретань и отменил даже ежемесячную дотацию. Дела у них совсем плохи, и они подготовили что-то, что называют необычайно ценным донесением.
Француз снова взглянул на часы и продолжил:
— Палмер рассказал мне о деле с Биржей во всех подробностях, когда мы рыбачили недалеко от Хартвелла. Вам бы он понравился, Мэтьюрин — к нему зимородки на руку садились. Разносторонний был человек. Но тогда я его видел в последний раз. За его голову предложили огромную награду, розыск стал слишком активным, и его убили на случай, если его разоблачат или выдадут. Не вывезли из страны — убили или приказали убить. Такое я простить не могу. Это преступление!
— Дюамель, — тихо спросил Стивен, подвинув кресло так, что оно почти уперлось в оконное стекло, — можете ли вы мне дать материальные, конкретные улики?
— Нет, не сейчас. Но надеюсь, что смогу в течение пяти минут. — Агент продолжил рассказывать о Палмере, которого он, очевидно, высоко ценил, но как-то рассеянно. Остановившись на середине фразы, Дюамель схватил сверток и извинился: — Простите, Мэтьюрин, и внимательно смотрите в окно.
И поспешил из комнаты.
Стивен разглядел, как он вышел на мостовую, повернул налево, пошел быстрым шагом в сторону Пикадилли, с огромным риском перебежал дорогу между экипажей и побрел по другой стороне улицы в сторону Сент-Джеймс-парка. Почти напротив окна Стивена, рядом с "Баттонс", он замер и снова взглянул на часы, будто бы ждал кого-то.
Стивен пробежал взглядом по улице и среди выходящих из парка и Уайтхолла пешеходов заметил Рэя и его старшего, более высокого друга Ледварда, идущих рука под руку. Они расцепились, чтобы снять шляпы и поприветствовать Дюамеля. Некоторое время все трое о чем-то говорили, потом Ледвард отдал французу конверт в обмен на сверток. Англичане отправились в "Баттонс", а Дюамель, не бросив даже взгляда в сторону окна Стивена, поспешил обратно на Пикадилли.
Стивен помчался вниз, схватил карандаш и бумагу на стойке швейцара, быстро что-то написал и воскликнул:
— Чарльз, Чарльз, умоляю — отправь посыльного к сэру Джозефу Блейну на Шеферд-маркет, сверхсрочно. Нельзя терять ни мгновения.
— Зачем же, сэр? — улыбнулся швейцар. — Не беспокойтесь насчет срочности — вон и сам сэр Джозеф, поднимается по ступенькам, опираясь на руку полковника Уоррена.
