— Вот и боцман, сэр, — доложил Киллик.
— Присаживайтесь, мистер Балкли, — предложил Джек, — вот что я хочу узнать, у нас много французских флагов?
— Думаю, штуки три-четыре, не больше, сэр.
— Тогда обдумайте, как сделать еще парочку. Я не говорю, что вам нужно их смастерить, мистер Балкли, вся задумка может оказаться пустышкой, но просто держите это в голове.
— Так точно, сэр, буду держать в голове, — подтвердил боцман и вышел.
— А теперь, Том, вернемся к призам — нельзя терять ни минуты. Доктор нас проклянет, знаю, — Обри кивнул в сторону кормового окна, где на островке Стивен и Мартин ползали на четвереньках, предоставив раненых их хирургам, — но как только мы приведем «Спартан» в приличное состояние, чтобы он мог отплыть, а с запасами и снастями у него все хорошо, то мы должны незамедлительно проследовать в Фаял, спеша изо всех сил, чтобы еще раз посмеяться, потому что конец месяца близок, и «Конститьюшн» всё ближе с каждым днем.
Мы должны проследовать к Фаялу: пять призов «Спартана» отстаиваются там в бухте Орты. «Спартан» появится мористее в сопровождении чего-то очень похожего на «Азул».
Разумеется, «Спартан» не станет спускаться по этому длинному проливу и терять время, но «Мерлин», который они так хорошо знают, зайдет туда, пару раз пальнет из пушки и подаст сигнал к отплытию, те поднимут якорь и присоединятся к нам в открытом море, где мы заменим призовые команды и отведем призы домой, подняв на них французские флаги, чтобы обмануть «Конститьюшн», если тот окажется в поле зрения. Ты понял мою задумку, Том?
Глава четвертая
Доктор Мэтьюрин и его помощник стояли на аптечном складе, сверяя свои покупки для пополнения медицинского сундука «Сюрприза».
— За исключением сухого бульона, двойных ретракторов и парочки хирургических щипцов для удаления пуль, которые мы найдем у Рамсдейна, полагаю, всё остальное есть, — заметил Стивен.
— Вы не забыли лауданум? — спросил Мартин.
— Не забыл. На борту его еще порядочно, но спасибо, что напомнили. — Порядочное количество заключалось в оплетенных бутылях на одиннадцать галлонов, в каждой содержалось более пятнадцати тысяч лекарственных доз, и Стивен благодушно размышлял над этим фактом. — Спиртовая настойка опиума, правильно прописанная, это одно из самых ценных лекарств, что у нас есть, — заметил Мэтьюрин, — и я позабочусь, чтобы не остаться без неё. Разумеется, иногда я и сам её употребляю в качестве мягкого успокоительного. И всё же, — добавил он, снова пробежавшись взглядом по списку, — и всё же, знаете ли, Мартин, я заметил, что его эффект снизился. Мистер Купер, как поживаете?
— А вы как поживаете? — в свою очередь вопросил аптекарь, пожелтевшее и беззубое лицо и голос которого выражали необычайную радость, — полагаю, необычайно хорошо, ха-ха-ха! Когда мне сообщили, что заглянул хирург «Сюрприза», я сказал миссис К.: «Я должен спуститься и поздравить мистера Мэтьюрина с необычайно удачливым плаваньем», а она ответила: «Ох, Купер, неужели посмеешь блеснуть остроумием при докторе?», а я ответил: «Да мы знакомы уже бездну лет, он простит мне скромную шутку». Так что поздравляю вас, сэр, поздравляю вас от всего сердца.
— Благодарю вас, мистер Купер, — Стивен с удовольствие пожал ему руку. — Весьма вам признателен за столь любезные поздравления. — А когда они вышли на улицу, он продолжил: — Его эффект снизился неимоверно: я не могу на него полагаться. Мистер Купер — сама надежность, и я привык к его настойке. Плавание за плаванием. Всегда одинаковая, всегда стабильная, всегда на приличном бренди, а не на спирте. Причина в чем-то другом, но в чем — не знаю, а поскольку я не намерен превышать умеренной дозы, разве что в экстренных случаях, то иногда вынужден по ночам страдать бессонницей.
— А что вы считаете умеренной дозой, Мэтьюрин? — спросил Мартин чисто из любопытства. Он знал, что обычная доза составляет двадцать пять капель, а Стивен давал Падину шестьдесят, чтобы унять сильную боль, но также знал, что пристрастившиеся могут значительно превышать дозу, и хотел узнать, как далеко это могло зайти.
— О, ничего выдающегося для того, кто привык к этой штуке. Но не больше... не больше, скажем, тысячи капель. Или около того.
Мартин с трудом сдержал удивленный возглас, и чтобы скрыть это, окликнул проезжающий мимо шестиместный наёмный экипаж.
— Одумайтесь, — воскликнул Стивен, — дождь прекратился, небо чистое, пройти надо всего одну милю. Коллега, не слишком ли это расточительно?
— Мой дорогой Мэтьюрин, если вы были так бедны, так бедны и так долго, как и я, то должны тоже получать удовольствие от роскоши, когда наконец-то разбогатели. Давайте же, жалок тот, кому неведома радость.
— Ну ладно, — согласился Стивен, сначала ставя в экипаж портфель, а потом забираясь сам, — надеюсь, что вы не возгордитесь.
Они остановились у Рамсдейна, заказали оставшиеся припасы и инструменты, и на том расстались. Мартин намеревался подобрать кусок переливчатого муара по образцу, полученному от жены, а Стивен отправился в клуб.
Швейцары в «Блейкс» — люди сдержанные, но они со значительным видом улыбались и кивали, пока желали Стивену доброго дня и передавали дружеское письмо от сэра Джозефа Блейна — теперь снова главы морской разведки — в котором тот приветствовал его прибытие в Лондон и подтверждал встречу этим вечером.
— Полседьмого, — произнес Стивен, одним глазом глянув на высокие напольные часы мастера Томпиона, — у меня еще есть время навестить миссис Броуд. — И попросил посыльного: — Бен, прошу сберечь этот портфель, пока я не вернусь, и не позволь мне отправиться к сэру Джозефу без него. — А потом обратился к кучеру: — Ты знаешь, как проехать к «Грейпс», что в вольном округе Савой?
— Это к гостинице, что сгорела дотла, а теперь её заново отстраивают?
— Той самой.
Если бы стоял туман, как это часто бывает около реки, или если бы успело стемнеть чуть сильнее, то «Грейпс», конечно же, был бы той же самой гостиницей, поскольку её заново отстроили без малейших изменений, и Стивен мог бы вслепую пройти в свою комнату, но свежий кирпич еще не успел приобрести привычный лондонский тусклый цвет, а незастекленные окна верхнего этажа придавали месту зловещий вид, которого оно точно не заслуживало, но когда Мэтьюрин вошел в холл, то ощутил себя дома.
Здесь всё обычно сияло безукоризненной чистотой, и если убрать запах свежей штукатурки, то отличия и не сыскать. Это гостиница, которую он так хорошо знал — здесь он годами арендовал комнату — спокойная гостиница, подходящая Королевскому обществу, энтомологам, другим ученым сообществам, и чью домовладелицу он особенно ценил.
Хотя в этот момент его доброе расположение к миссис Броуд слегка поколебалось от звука её голоса несколькими этажами выше, пронзительно и страстно кого-то обличающего.
Мэтьюрин всегда с трудом выносил бранящихся, и теперь он стоял, сложив руки за спиной и склонив голову, на лице застыло несчастное выражение. Такой же эффект брань оказала и на двух стекольщиков, спускающихся теперь по лестнице, а их преследовал поток ругани.
