— О да, сэр, — признался известный распутник Баббингтон. Он их оценивал через подзорную трубу с близкого расстояния с тех пор, как они начали появляться на палубе. — Среди них есть одна особенно интересная в зеленом, ближе к корме от перемычки палубы.
— Ты всегда был дьявольским бабником, Уильям, — ответил Джек, хотя и без морального превосходства. Этого он себе позволить не мог — на флоте прекрасно знали, что в юности его разжаловали в матросы за то, что он спрятал негритянку в канатном ящике ЕВК «Резолюшн» у мыса Доброй Надежды. Да и лейтенантом, коммандером и пост-капитаном в образцы добродетели Обри не годился. — Помню, как ты обзавелся целым гаремом греческих девиц в Ионическом море, когда командовал «Дриадой». Но я хотел предложить, чтобы ты их отправил домой под флагом перемирия вместе с ранеными.
— Конечно, сэр, — согласился Баббингтон, с трудом отводя взгляд от девушки в зеленом. — Прекрасная идея. Несомненно, доктор скажет, кого из раненых можно перемещать. Но если подумать, я его утром не видел.
— И не думаю, что увидишь минимум до полудня. Бедняга сражался как герой во время шлюпочной экспедиции, застрелил французского капитана так аккуратно, как только можно пожелать. А потом остаток ночи зашивал французов, которых сам же и продырявил, да и наших людей тоже. После меня он оперировал французского старшину-рулевого — у него кровь из легких шла.
— А что он с вами сделал, сэр?
— Ну, мне стыдно признаться, но он вынул пулю у меня из поясницы. Должно быть, я получил ее, когда обернулся, чтобы позвать еще матросов. Слава Богу, что не успел. В тот момент я подумал, что это одна из тех проклятых кляч, которые брыкались у штурвала.
— Но сэр, лошадь же не смогла бы выстрелить из пистолета?
— Но кто-то выстрелил. Доктор сказал, что пуля застряла рядом с седалищным нервом.
— Что это такое?
— Понятия не имею. Но я оправился от того, что принял за удар, и невольно сместил пулю так, что она подвинулась еще ближе. В результате... не берусь описать, как было неприятно, пока доктор не вынул пулю.
Баббингтон покачал головой с угрюмым видом и спустя какое-то время добавил:
— Американцы называют седалищным леер, натянутый между топами грот- и фок-мачты.
— Припоминаю. Без сомнения, его установка вызывает чудовищную агонию. Но вот мистер Мартин, он скажет, кого из раненых французов можно перемещать.
Полчаса спустя отряд и трофеи — внушительная сила из десяти парусников, растянувшихся на приличное расстояние милях в двух от мыса Боухед, шла на зюйд-вест под вест-норд-вестовым ветром левобортными галсами, имея едва достаточный ход, чтобы управляться.
Шлюпки сновали туда-сюда, с величайшей заботой сгружая раненых в баркас «Тартаруса» под присмотр их хирурга, в то время как девушек вместе со сварливой пожилой женщиной (очевидно, мадам) с гораздо большим оживлением спускали в пинассу «Сюрприза». На шлюпках установили мачты, подняли паруса, и они направились в Сен-Мартен под флагом перемирия.
Эскадра дважды повернула через фордевинд и проходила мимо устья бухты (около волнолома виднелись возвращающиеся шлюпки), когда доктор Мэтьюрин поднялся на палубу с чашкой кофе в руке. Он пожелал соплавателям доброго утра и, спросив у Джека, как тот себя чувствует («Невероятно хорошо, благодарю, пока сижу смирно, и я бесконечно благодарен тебе за заботу. Не бросишь ли взгляд на прекрасную «Диану» за кормой?»), Стивен повернулся в Пуллингсу.
— Капитан Пуллингс, дорогой, можно спустить для меня шлюпку, и я отправлюсь на «Диану» повидать своего пленника? Я попросил Бондена запереть его в трюме вместе с остальными, чтобы он не мешался во время буксировки.
— Бонден вас и отвезет, сэр. Позовите Бондена!
***
В очередной раз Стивен Мэтьюрин нанял портшез от «Грейпс» до Шеферд-маркета. В очередной раз сэр Джозеф открыл дверь, дабы поприветствовать его. Но в этот раз им пришлось отнести папки и связки бумаг в библиотеку.
— Садитесь, дорогой Мэтьюрин, и давайте выпьем по бокалу мадеры, пока переводим дух. Но сперва позвольте поздравить вас и Обри со столь славной победой. Я читал только очень краткий рапорт, переданный в Адмиралтейство, но между строк увидел одну из тех блистательных удалых экспедиций, в которых наш друг превосходен. И конечно же, я слышу рев аплодисментов публики.
Но из вашего отстраненного и, простите, меланхоличного вида я делаю вывод, что, хотя дело, возможно, и достигло целей Обри, но не ваших. Быть может, «Диана» оказалась совсем не тем, чем я ее представлял?
— Вовсе нет. Она действительно предназначалась для той же самой миссии в испанские колонии, предвосхищающей нашу. Вот эти записи содержат имена всех тех, с кем французские агенты могут с пользой установить контакты, вместе с массой прочей информации — такой как суммы, уже распределенные среди различных офицеров, и так далее. Тут также масса других папок, которые я не расшифровал. Возможно — оценка ситуации местными агентами.
— Что ж, мой ангельский доктор
[36], чего же еще желать? — воскликнул сэр Джозеф, плотоядно схватив папки и быстро пробежав по заголовкам. — Здесь же за нас сделали всю работу — их агенты преданы, схемы раскрыты. Как вы можете оставаться таким печальным?
— Потому что я должен был доставить еще и Красного адмирала, автора половины этих заметок.
«Красным адмиралом» прозвали французского морского офицера по имени Сегура. Он отличился во время резни после эвакуации союзников из Тулона и потом вступил в ряды одной из секретных служб. На самом деле адмиралом он не был, но отличался жестокостью и кровожадностью, а в своей организации стал одним из самых важных людей.
— Он лежал, связанный по рукам и ногам, на дне баркаса в первые же минуты атаки. Но перед тем как буксировать «Диану», я его отправил в трюм вместе с прочими пленными. А затем с преступной небрежностью оставил его до следующего дня. К этому времени вшивый пес, напялив юбку и окровавленную повязку на голову, сбежал на берег вместе с женщинами и легкоранеными. Мы искали, мы все обыскали и нашли бриджи с меткой на поясе «Сегура, Поль».
— Как же вы проклинали себя, дорогой Мэтьюрин. Должно быть, это вас расстроило до глубины души. Я бы, наверное, себе глотку перерезал или нанял кого-нибудь меня повесить. Но если подумать, то невозможно не заметить, что помимо личного удовлетворения, его присутствие реального значения не имеет. Его отсутствие не принижает вашего триумфа. Даже под самым сильным давлением он не рассказал бы нам больше, чем записано в этих документах. Если я не ошибаюсь слишком сильно, в них содержится полный взгляд его департамента на это дело, вместе с инструкциями для агентов.
— Мы, возможно, смогли бы заставить его сказать, где спрятаны деньги, предназначенные для убеждения южноамериканских чиновников. Эквивалент той чудовищной суммы, которую я спас в прошлом плавании. Даже по самым скромным оценкам она должна соответствовать стоимости корабля первого ранга. Мне было бы приятно считать, что я добавил такой корабль к флоту. В конце концов, Джек Обри потопил один их линейный корабль, командуя ужасным старым «Леопардом», что примерно то же самое, но наоборот.
