Миссис Раффлз улыбнулась, сказала, что очень рада снова встретиться с доктором Мэтьюрином, что она немедленно пошлёт приглашение на сегодняшний ужин капитану Обри и его офицерам, а сейчас она их оставит.
— А теперь, — сказал Раффлз, когда мужчины снова остались одни, — не расскажете ли мне, как был заключён этот договор?
— Разумеется, имело место множество факторов — денежная субсидия, аргументы Фокса и тому подобное… но исключительную роль сыграло то, что ваш банкир и почтенный ван Бюрен познакомили меня с нужными посредниками, и мне удалось завоевать расположение большинства в совете.
— Надеюсь, вы не рассчитываете, что правительство вернёт вам более десятой доли ваших расходов, и то лишь после семи лет настойчивых повторных запросов?
— Нисколько. Это было потворство моим намерениям, по большей части добрым, но должен признать, также и моему неуёмному желанию подкосить Ледварда и его сторонников.
— И что же с ними случилось?
— По–видимому, полностью потеряв репутацию при дворе, они были убиты в драке.
— Прошу прощения.
— А поскольку французы фактически не имели денег, Ледвард проиграл и конкуренции почти не было, так что эта прихоть обошлась недорого. Я намерен побаловать себя иначе — приобретением достойного торгового судна, пригодного для быстрого плавания.
— Значит, вы не собираетесь отправляться домой на «индийце»?
— Да ни за что. Разве я не говорил вам о нашей встрече с… с другим судном в этих водах, или подальше, и возвращении через Новый Южный Уэльс?
— Да, говорили, но я думал, время уже упущено.
— Вовсе нет. Мы кое–что предусмотрели. Кроме того — между нами — есть вероятность, что мы можем встретить «Корнели».
— Но разве достойный корабль не потребует и весьма достойных затрат?
— Без сомнения, и очень значительных. Однако у Шао Яна я имею немалое положительное сальдо, а мои траты ничтожно малы. А если этого окажется недостаточно — я всегда могу обратиться в Лондон. — Последовала странная пауза. — Но вы отводите взгляд, сэр, и, если я могу так выразиться, со сконфуженным и обеспокоенным видом.
— Что ж, Мэтьюрин, по правде говоря, я, и в самом деле смущён. Личной почты для вас или Обри у меня нет — полагаю, она отправлена в Новый Южный Уэльс, но есть некоторые скверные новости. Кажется, вы говорили мне, что сменили ваш неудовлетворительный банк?
— Именно так. Самая напыщенная и невоспитанная свора безграмотных собак, каких только можно представить.
— А на их место выбрали Смита и Клоуза?
— Совершенно верно.
— Тогда с огромным сожалением должен сообщить вам, что Смит и Клоуз приостановили выплаты. Они разорены. Может, в конце концов кредиторы и получат какие–то небольшие дивиденды, но в настоящее время нет ни малейшей возможности получить с них деньги.
Стивена мгновенно посетило яркое видение — адвокатская контора в Портсмуте, где был написан документ о переводе всего его состояния к Смиту и Клоузу, а также доверенность на имя сэра Джозефа Блейна как исполнителя его воли. Документ составлял опытный адвокат, деловой человек, привыкший иметь дело с разного рода уловками, тощий и пожилой, явно получавший удовольствие от своей работы — беззубые челюсти двигались в такт царапающему бумагу перу. Пыльная комната была уставлена книгами, скорее для работы, чем ради украшения. Пыльное окно выходило на глухую стену, рефлектор, висевший в углу, посылал под сумрачный потолок слабый намёк на дневной свет, и отражение пролетавшей чайки скользило в нём, как тёмная тень в паутине.
«Итак, сэр, — сказал адвокат, — если вам будет угодно, скопируйте это, поскольку в подобных делах всегда предпочтительнее собственноручно написанные бумаги, а я сделал всё, чтобы самый придирчивый педант королевства не смог этого оспорить. Не забудьте подписать оба документа и отослать сэру Джозефу вечерней почтой. Её отправляют не раньше половины шестого, так что у вас вполне достаточно времени, чтобы скопировать две написанные мелким почерком страницы и отбыть до отлива».
Всё это воспоминание и даже короткая скрипучая речь адвоката, должно быть, продлились не дольше мгновения, поскольку Стивен не упустил ни слова из речи Раффлза:
— Но, с другой стороны, я рад сообщить, что у меня для вас есть и некоторые менее огорчительные известия, что–то вроде небольшой компенсации. Недавно мы подняли голландский двадцатипушечный корабль — его специально затопили несколько месяцев назад из–за инфекции. Теперь он приведён в порядок, и крепок как в день, когда его впервые спустили на воду. Находись мы на террасе, его можно было бы увидеть в подзорную трубу — он за островом, у верфи голландской компании. Как я уже сказал, это всего лишь двадцатипушечный корабль, так что он вряд ли способен справиться с «Корнели», но, по крайней мере поможет вам успеть к условленной встрече.
— Вы удивили меня, губернатор. Я изумлён, я приятно поражён.
— Рад это слышать, — ответил Раффлз, недоверчиво глядя на собеседника.
— Могу я пойти сообщить Обри о нашей удаче? Я оставил его в мрачном настроении, изучающим корабельные журналы погибшей «Дианы», которые он должен представить здесь старшему морскому офицеру. Джек расстроен и озадачен, поскольку даяки, напавшие на наш остров, убили и его казначея, и писаря.
— О Боже, Мэтьюрин, вы не упоминали об этом, — воскликнул Раффлз.
— Я очень плохой рассказчик, когда речь идёт о сражениях. Я их не вижу и, в основном, не принимаю в них участия. Что касается этого, я всё время находился в госпитальной палатке и не присоединился к схватке даже в конце. Но сражение было тяжёлым. Даяки убили и ранили много наших людей, а мы их полностью разбили. Однако капитан Обри вам всё в точности опишет. Он носился по этому кровавому полю боя, как дома по лужайке. Вам, несомненно, знаком хриплый рык тигра?
— Разумеется.
— Такие звуки Обри издаёт во время боя. А теперь я пойду, приведу его и сменю свою одежду на что–нибудь более достойное застолья в обществе драгоценной миссис Раффлз.
— Конечно. Мой баркас немедленно перевезёт вас и доставит обратно наших гостей. Прошу, скажите, сколько офицеров выжило?
— Все, кроме казначея и одного из мичманов, хотя Филдинг останется хромым до конца своих дней, помощник штурмана Беннет до сих пор в очень тяжёлом состоянии, а маленький Рид потерял руку.
— Тот маленький кудрявый мальчик?
— Нет. Маленький и кудрявый — убит.
Раффлз покачал головой, но не нашёлся, что сказать, и только добавил: — Я пошлю за баркасом. — Потом продолжил. — А что касается судовых журналов Обри и здешнего старшего морского офицера, так его здесь нет. Никого нет ближе, чем в Коломбо, именно поэтому я так свободно распоряжаюсь тем голландским кораблём. Но могу отметить, мне известны случаи, когда при кораблекрушении или в столкновении с врагом пропадали все корабельные журналы, и командование оставалось к этому совершенно равнодушным, выдавая освобождение от обязательств. А вот потерянная опись, расписка или отсутствие чьей–либо подписи в одной из множества книг влекли за собой бесконечные формальные разбирательства, и счета замораживались на семь, а то и на десять лет. Конечно, это я говорю совершенно неофициально.
