Стивен поприветствовал привратника и отдавшего честь часового (доктор на этот раз был в парадном мундире) и пошел по дорожке. За кенгуру он увидел выходящего доктора Редферна. На должной дистанции он снял шляпу:
— Доктор Редферн, если не ошибаюсь? Меня зовут Мэтьюрин, хирург «Сюрприза».
— Как поживаете, сэр? — ответил Редферн, его суровое лицо расцвело улыбкой, когда он снял шляпу в ответ. — Имя мне знакомо по вашим трудам, и я очень рад вас повстречать. Могу ли чем–то помочь в этом отдаленном уголке мира? Я неплохо знаком с местными порядками и болезнями.
— Дорогой коллега, вы очень добры, и действительно можете сделать мне одолжение. Я бы очень хотел повидать своего бывшего санитара, Патрика Колмана. Его сюда выслали, сейчас он, видимо, в вашей больнице. Если оставите распоряжение привратнику, чтобы меня пропустили, буду очень благодарен.
— Ирландец, со сложной дисфонией и плохим знанием английского, уходил?
— Он самый.
— Если пройдете со мной, я вас лично провожу. Сам направляюсь туда. Но, несомненно, вы шли в губернаторский дом?
— Мне нужно нанести визит ее превосходительству.
— Боюсь, что это тщетная попытка. Я только что ее осмотрел, ей нужно оставаться в постели еще несколько дней.
Они ушли вместе. Доктора Редферна приветствовали на каждом шагу. Они почти непрерывно разговаривали. Однажды Стивен спросил: «Ваши замечания о печени крайне интересные. Мне вовсе не нравится ее состояние у капитана, так что буду рад вашему мнению». Следующий раз он поинтересовался о другом:
— Еще один из кораблей дымится. Это окуривание против вредителей или болезней?
— Жгут серу, чтобы выгнать спрятавшихся каторжников или уморить их до смерти. Многие бедняги пытаются так убраться прочь. Каждый уходящий корабль окуривают, а шлюпки досматривает отряд у мыса Саут–Хэд.
Но большую часть времени они обсуждали такие вещи как сшивание артерий тонкими нитями, достижения Абернети
и «Записки Королевского общества».
По мере приближения к Доуэс–Пойнт веселость Редферна поубавилась:
— Мне стыдно показывать больницу во всей ее неприкрытой убогости. К счастью, губернатор и миссис Макквайр взялись за новое здание.
Когда они зашли внутрь, доктор продолжил:
— Колман в маленькой палате справа. Спина его заживает, но наблюдается упадок духа и полный отказ от пищи. Это меня тревожит. Надеюсь, ваш визит его утешит.
— Вы не знаете, есть ли в палате другие ирландцы?
— Сейчас нет. Двоих мы потеряли неделю назад, с тех пор общества у него почти нет. Его дисфония усиливается в английском, пусть он и слабо им владеет.
— Разумеется. В удачные дни он свободно говорит по–ирландски и поет без запинок.
— Я так понял, вы говорите на этом языке?
— Посредственно. Детские воспоминания, не более. Но он меня понимает.
— Оставлю вас вдвоем, пока вместе с помощниками буду осматривать других пациентов. Надеюсь, вы не почувствуете никакого стеснения.
В холле собрался народ. Они зашли внутрь, Редферн — в сопровождении ассистента и двух медсестер. Падин лежал справа, в конце ряда довольно свободно расставленных коек, рядом с окном. Он спал лежа на животе, и даже не пошевелился, когда Редферн снял укрывавшую его простыню.
— Как видите, — заметил Редферн, — кожа заживает. Воспаление слабое, кости почти уже прикрыты. Предыдущие порки выдубили ее. Лечим теплыми губками и ланолином. Мистер Герольд, — обратился он к ассистенту, — оставим Колмана на минуту и осмотрим ампутации.
Вовсе не наполовину освежеванная спина поразила Стивена — как и любой флотский хирург, он повидал результаты множества порок, хотя и не в таких чудовищных масштабах, а чудовищное истощение. Падин раньше был славным здоровым парнем, весившим стоунов тринадцать–четырнадцать. Теперь же под сеткой шрамов выпирали ребра, и он едва ли тянул стоунов на восемь. Лицо Падина было повернуто к нему — глаза закрытые, голова как череп.
Стивен положил строгую, властную руку врача на его спину и тихо прошептал ему в ухо:
— Не суетись. Господь и дева Мария с тобой, Падин.
— Да пребудут с вами Господь, дева Мария и святой Патрик, доктор, — последовал медленный, почти сонный ответ. Глаз открылся, исключительно мягкая улыбка озарила исхудавшее лицо. — Я знал, что вы придете.
Падин сжал руку Стивена.
— Тише, Падин. — Стивен дождался, пока прекратится конвульсивное дрожание и продолжил. — Слушай, дорогой Падин. Никому ничего не говори. Ничего. Но ты отправишься в место, где к тебе будут относиться по–доброму. Там я снова тебя увижу. Снова навещу. До того ты должен есть все, что сможешь, ты меня слышишь, Падин? Господь с тобой, Господь и дева Мария.
Стивен ушел, растроганный сильнее, чем он считал для себя возможным. Даже возвращаясь на корабль после исключительно интересной беседы с доктором Редферном, он понял, что разум его далеко не столь холоден и спокоен, как хотелось бы. Лорикет (или что–то, что он принял за лорикета), вспорхнувший с группы банксий, отвлек его на мгновение. То же сделали и звуки музыки из кормовой каюты — их он услышал задолго до того, как прошел по сходням.
Оказалось, что Джек и Мартин репетировали некоторые пассажи из квартета ре–минор. Стивен заметил, что альт звучал мягче обычного, и тут же вспомнил о приглашении на обед к Джону Полтону. К счастью, он был уже одет подобающе.
— Только что видел Падина в больнице, — рассказал он, и в ответ на расспросы добавил. — Он в очень хороших руках. Доктор Редферн достойный человек. Он очень много рассказал мне о местных болезнях, причиной которых, кажется, в основном является пыль. И о настроениях каторжников. Несмотря на все свои грехи, они всегда добрые и заботливые по отношению к выпоротым товарищам, и облегчают их страдания, как только могут.
— Помню, когда в юности меня разжаловали в матросы, — поведал Джек, — то, когда кто–то получал дюжину плетей, его товарищи по столу неизбежно были очень добры — грог, оливковое масло для спины, все, что могли придумать.
— Доктор Редферн также подсказал направление для нашего предполагаемого путешествия, — рассказал Стивен, забирая виолончель, — и пришлет мне письма для некоторых уважаемых или хотя бы разумных поселенцев.
— Ты еще до тропика Козерога упоминал о путешествии, — ответил Джек, — но я позабыл, что именно ты имел в виду.
— Поскольку корабль пробудет здесь еще с месяц, я подумал, что, с твоего разрешения, мы можем недели на две отправиться вглубь суши к Голубым горам и обратно южным берегом к Ботани–Бэй. Поднимемся на борт, чтобы узнать, не нужны ли наши услуги, и съездим на север мимо поселения Полтона, пока корабль не приготовится к отплытию.
— Полностью согласен, — заверил Джек. — Надеюсь, что вы найдете феникса на гнезде.
Глава десятая
— Кажется, будто мы уже целую вечность живем словно бродячие лудильщики, — заметил Стивен, — и, должен признаться, мне это прекрасно подходит. Никаких надоедливых склянок, никакой заботы о завтрашнем дне, никакой зависимости от других или Провидения.
