Образ парикмахера или цирюльника, выступающего наперсником или хранителем секретов, очень стар — как и амплуа болтуна и сплетника, характеризующее представителей этих профессий. Клиенты могут вверять им свои тайны, как драгоценности — шкатулке, только шкатулка эта никогда не запирается. Вот, к примеру, анекдот:
Мужчина пошел стричься к разговорчивому цирюльнику.
— Как вас подстричь? — спрашивает цирюльник.
— Молча, — отвечает мужчина
[184].
Эта шутка известна со времен Древнего Рима. А вот ее более поздняя интерпретация, относящаяся к 1825 году:
Два цирюльника, о которых я уже говорил, неизменно задают свой вопрос: «Как вас подстричь?» Я бы рекомендовал джентльменам отвечать: «Не говоря ни слова», — такой ответ, по крайней мере, убережет их уши от раздражения
[185].
За женскими парикмахерами репутация сплетников тоже закрепилась со времен возникновения профессии. Например, в 1787 году писательница Элизабет Стил жаловалась:
Эти господа [парикмахеры], имея доступ к дамам, часто слышат в одном доме вещи, которые затем несут в другой. Дамы слишком склонны общаться с этими малыми и задавать вопросы; и за каждую крупицу сведений, которую они сообщают, получают взамен другие новости; итак, многие женщины точно так же развлекаются их злословием, как украшаются их искусством
[186].
Такая характеристика, возможно, покажется стереотипной, но именно с ней порой идентифицируют себя парикмахеры. Необъяснимым образом вторя словам Элизабет Стил, стилист XXI века пишет: «Большинство парикмахеров очень любопытны и весьма болтливы». Он продолжает: «Каждая забавная история, каждая прибаутка, каждый нескромный секрет, каждый застарелый комплекс, которым вы с ними поделитесь, вероятно, будут пересказаны коллегам в комнате для персонала, пока кресло еще не остыло после вашего визита»
[187] (ил. 2.16).
Ил. 2.16. Сплетни в парикмахерском салоне. Нью-Йорк. 1949
Иногда частные сплетни смешиваются с общественными делами. В таких случаях мы можем наблюдать, как парикмахерская становится площадкой для высказывания политических и религиозных мнений. Это иллюстрирует эстамп «Известия о смене министерства», где мы видим горячее обсуждение новостей, которые зачитывает один из ожидающих парикмахера клиентов (ил. 2.17). Порой такие дискуссии могли быть истолкованы как угроза властям и общественному порядку, поэтому мы находим неожиданную лазейку в это социальное пространство парикмахерской в протоколах крамольных разговоров. Так, за 1710 год мы имеем показания Эдварда Гриффина, цирюльника из Холборна, который сообщил о том, что когда он брил клиента в своей лавке, пришел местный кондитер, чтобы также побриться. И между клиентом Гриффина и кондитером «состоялся некий разговор», связанный с доктором Сэчевереллом (крещ. 1674–1724), одиозным священнослужителем, чья пламенная проповедь против католиков и нонконформистов привела его под суд перед парламентом за мятеж и подстрекательство к насилию. Именно этот разговор побудил Гриффина проинформировать власти, сообщив, что кондитер поддержал Сэчеверелла и выступал против королевской семьи
[188].
Ил. 2.17. Известия о смене министерства. Ок. 1782. Здесь цирюльня изображена как место, где обычные люди могут обсуждать горячие политические новости из прессы. Как поясняет текст под изображением, портной Снип только что принес газету с новостями об отставке правительства. Парикмахер, больше заинтересованный разговором, чем процессом бритья, рассекает лицо клиента в кресле, который клянется никогда не возвращаться
Ил. 2.18. Цирюльник-политик. Ок. 1771. Отвлекшись на чтение газеты, парикмахер во время визита к клиенту на дом по ошибке прикладывает свои горячие щипцы для завивки к уху мужчины. Газета The Flying Post являлась весьма ангажированным изданием партии вигов. На переднем плане, на полу у ноги парикмахера, лежат меха, которые использовались для распыления пудры для волос
Если парикмахерская была общественным пространством, в котором можно было высказывать свое мнение, то обслуживая клиентов на дому, цирюльники и парикмахеры могли стать свидетелями частных событий или происшествий (ил. 2.18). Энох Эллор, вышеупомянутый манчестерский парикмахер, которого вызвали к клиенту после полуночи, довел до сведения властей, что в доме, где он побывал, собралось двадцать человек, назвал все известные ему имена и рассказал, что смог вспомнить из их подозрительных разговоров. Он описал кинжалы у них в карманах и, как ему показалось, ручные гранаты, лежавшие на столе. На столе также находился мешок, и когда Эллор дотронулся до него, хозяева велели парикмахеру поостеречься. Ему не сказали, что было в мешке, но Эллор заметил, что содержимое было мягким и белым, как пудра, и когда он поднес свечу ближе, чтобы получше рассмотреть, его снова призвали быть осторожным
[189].
Чтобы не казалось, что парикмахерское дело, политические сплетни и нервозность властей соприкасались только в раннее Новое время, рассмотрим гораздо более недавний случай из архива ФБР. В июне 1951 года миссис Бакстер, сотрудница ФБР, посетила парикмахерский салон. Там ей довелось услышать беседу парикмахера и косметолога, которые начали сплетничать о директоре ФБР Дж. Эдгаре Гувере, называя его «сукиным сыном». По их словам, всем было известно, что он берет взятки, и они также слышали, что Гувер «тюфяк, предпочитает мужчин и вообще „со странностями“». Миссис Бакстер сделала им замечание, сказав, что такие разговоры не соответствуют действительности и играют на руку коммунистам. Затем она ушла и донесла об услышанном. Два агента ФБР были немедленно направлены в салон, чтобы допросить, вывести на чистую воду и запугать «любительниц посплетничать», давая им понять, что такие заявления «не потерпят»
[190]. Этот инцидент, характеризующий политическую паранойю эпохи маккартизма, также поразительно ярко иллюстрирует преемственность тем для обсуждения в местах, предназначенных для ухода за волосами.
