Портреты эпохи Тюдоров и Стюартов демонстрируют как повсеместное распространение бороды и усов, так и широкое разнообразие способов их укладки (ил. 4.1). Они свидетельствуют не просто о том, что бороды (в данном случае подразумеваются любые волосы на лице, а не только те, которые носятся на подбородке) были привычным зрелищем, но и что их форма и текстура были предметом сознательного моделирования. Иными словами, бороды были частью моды. Таким образом, к концу XVI века мы видим, что они становятся мишенью для авторов, стремившихся раскритиковать модные излишества, то есть крайности стиля и поведения, которые считались безнравственным злоупотреблением временем, деньгами и прочими ресурсами. Как и другие аспекты моды того времени, бороды в этом контексте понимались как признак тщеславия. А тщеславие, надо понимать, было не просто недостатком характера, а смертным грехом, который преградой вставал между грешником и Богом, помещая человека над его создателем, меняя то, что Господь уже сделал по своему подобию, и приводя человека к самопоклонению. Фасоны бороды перечислены и карикатурно описаны в сатирических литературных портретах, чье растущее изобилие отражало творческий размах их «жертв»:
Some seeme as they were starched stiffe and fine,
Like to the bristles of some angry swine:
And some (to set their loues [love’s] desire on edge)
Are cut and prun’de like to a quickset hedge.
Some like a spade, some like a forke, some square,
Some round, some mow’d like stuble, some starke bare,
Some sharpe Steletto fashion, dagger like,
That may with whispering a mans eyes out pike;
Some with the hammer cut, or Romane T,
Their beards extrauagant reform’d must be,
Some with the quadrate, some triangle fashion,
Some circular, some ouall [oval] in translation,
Some perpendicular in longitude,
Some like a thicket for their crassitude [thickness, density],
That heights, depths, bredths, triform, square, oual, round,
And rules Geo’metricall in beards are found.
Некоторые будто накрахмалены, твердые и тонкие,
Подобно щетине злого борова:
Другие (чтобы взволновать своих возлюбленных)
Подстрижены и подрезаны, словно живая изгородь.
Некоторые как лопата, другие как вилка, третьи квадратные,
Некоторые круглые, другие скошены, как жнивье,
третьи совершенно голые,
У одних заостренные, подобно кинжалу,
Что может выколоть глаз собеседнику, если приблизиться
что-то шепнуть на ухо,
У других подстрижены как молоток, или римская «T»,
Их бороды экстравагантной формы,
Кто-то с прямоугольной, кто-то с треугольной,
Кто-то с округлой, кто-то с овальной,
У одних борода перпендикулярна по долготе,
У других дремучие заросли, подстать их непроглядной глупости,
Высота, глубина, ширина, треугольник, квадрат, овал, круг —
все правила Геометрии можно найти в бородах
[278].
Ил. 4.1. Хуан Пантоха де ла Крус. Конференция в Сомерсет-хаусе. 1604. Холст, масло. На этой картине запечатлено подписание мирного договора между Англией и Испанией в 1604 году. Испанская делегация сидит по левую сторону от стола, англичане — по правую. У всех мужчин есть борода и усы, уложенные узнаваемыми способами
В подобного рода критических откликах цирюльники — те, кто отвечал за «перекраивание» волос на лице, — сравнивались с портными, чья изобретательность в обращении с ножницами и иголкой навлекала обвинения противников модной новизны. В таком несвойственном ему амплуа персонаж-цирюльник предвосхитил изнеженного парикмахера XVIII века и позднейшей эпохи (см. главу 2). Стремление угнаться за модой лишало его мужественности, на месте мужчины оказывался жеманный малый, сведущий в стиле, придирчивый потакатель модным увлечениям. Изображенные в угодливой позе, с щипцами для завивки и непрерывной болтовней о фасонах, эти персонажи карикатур щелкали ножницами и склоняли своих клиентов к новейшим тенденциям моды
[279].
Хотя сфера услуг, связанная с (чрезмерным) уходом за волосами на лице, была мишенью для обвинений в изнеженности и женоподобности, борода сама по себе считалась чрезвычайно мужественной. По словам одной из ранних антропологических работ, в которой изучались модификации тела в различных культурах (включая современные автору английские практики), борода была «естественным знаком мужественности»
[280]. Это был почти универсальный признак пола и доказательство того, что мужчина был зрелым и способным к продолжению рода
[281]. Волосы на лице были настолько культурно значимыми, что некоторые историки даже считали, что их наличие или отсутствие определяло гендерную идентичность
[282]: борода делала человека мужчиной. Эта гендерно-обусловленная идентичность, однако, также сильно зависела и от возраста: бороды означали — или помогали конструировать — мужскую зрелость; подбородки юношей были гладкими и безволосыми. Это можно увидеть на двух портретах племянника Карла I, принца Карла Людвига, курфюрста Пфальцского (ил. 4.2 и 4.3). В обоих случаях он почти одинаково одет и демонстрирует приличествующие мужчине атрибуты: доспехи, меч и маршальский жезл. Однако на более раннем портрете, написанном, когда Карлу Людвигу было девятнадцать лет, он гладко выбрит. На портрете четыре года спустя он достиг полной зрелости и теперь изображен с усами.
Ил. 4.2 и 4.3. Портреты принца Карла Людвига, курфюрста Пфальцского. 1637 (слева) и 1641 (справа). Они представляют почти одинаковый образ воина, но на втором портрете появляются усы, показывающие, что портретируемый — зрелый мужчина
