Третье, что нужно иметь в виду, — это народный характер вызывающей моды. Эту тенденцию запустили не богатые и знатные люди — этот новый стиль распространялся из низов, что сделало его намного более опасным для стабильного социального порядка. Популярность парней-ливерпульцев сделала свое дело: им подражали рабочий класс и провинциальная молодежь, и длинные волосы послали лесом теорию «просачивания» моды сверху вниз, утверждая вместо этого свою дерзкую независимость.
По мнению тех, кто высказался против длинных волос, они затронули ряд чувствительных моментов. Ношение длинных волос было истолковано как понижение стандартов, как личных, так и коллективных, и действия администрации школы и офицера флота, описанные выше, предполагают, что это восприятие также сопровождалось опасением, что, если ему не препятствовать насильственно, такое снижение будет заразительным. Более того, длинные волосы у мальчиков не только клеймились как грязные и неопрятные, но и, в русле извечного обвинения в женоподобии и стирании гендерных различий, описывались как «девчачьи». По словам одного газетного обозревателя:
В Британии — старой доброй Британии — сам вид волос длиной более двух дюймов вызвал широко распространенные приступы ярости. Отцы выгоняли длинноволосых сыновей из‐за стола, держатели пабов отказывались обслуживать студентов, директора школ отстраняли учеников от занятий
[430].
Однако не все возражали против удлиненной стрижки. Еще в 1964 году президент Национальной федерации парикмахеров, обладавший острым деловым чутьем, заявил, что большинство парикмахеров ничего не имеют против того, чтобы молодежь отращивала волосы, при условии что им придается четкая форма. Чтобы компенсировать финансовые потери из‐за снижения частоты стрижек, федерация решила взимать с длинноволосых мужчин большую плату, чем с клиентов с короткими волосами
[431]. Другие, более дальновидные в отношении будущего развития уличного и субкультурного стиля, рассматривали длинные волосы как наиболее заметный признак динамичного общества, способного предложить современному миру множество новых возможностей. «Копны волос, ревущая ливерпульская культура и поп-музыка» привлекли к себе восторженное внимание всего мира:
Если мы позволим Британии такого рода выйти на первый план, мы не будем считаться старой нацией, несмотря на наши традиции и атрибутику парадных шествий и замков, ни нацией среднего возраста, которая пытается быть современной, но действительно молодой нацией, какой Великобритания и является, какой может быть и какой будет
[432].
Прежде чем мы проследим влияние The Beatles и их причесок на современный мир, необходимо отметить еще один аспект. В то время как основную проблему с длинными волосами составляли мальчики, девочки также были вовлечены в молодежную политику стиля. Отказавшись от пышных, тщательно уложенных причесок 1950‐х годов, с начесами и валиками, девушки также начали носить длинные распущенные волосы (ил. 6.2). Как писал в 1967 году репортер The Times, поколение свингующего Лондона запомнится «благодаря тому, что его девушки впервые за пятьдесят лет могли сесть на собственные волосы». В подтверждение этому в статье было приведено интервью с восемнадцатилетней студенткой-искусствоведом Гердой Макдональд, чьи волосы были длиной почти в метр. Герда, принявшая решение отращивать волосы из‐за того, что одному из «битлов» будто бы нравились девушки с длинными волосами, подчеркивала строгость своего режима. Она не отказалась от заботы о волосах, а заменила посещения парикмахерской другим видом ухода: еженедельное мытье с кондиционером, час на сушку волос, использование специального средства для очищения головы между помывками, окрашивание и сто движений расческой перед сном
[433]. Посыл, конечно, понятен. В случае мальчиков длинные волосы означали попустительство и неряшливость, что подрывало традиционные ценности и гендерный перформанс маскулинности, но в случае девочек смысл мог быть совершенно противоположным: волосы были венцом женственности и одновременно способом продемонстрировать строгую личную дисциплину.
Ил. 6.2. Две молодые женщины с прической в новом стиле — длинными прямыми волосами — на Карнаби-стрит в Лондоне. 1967
В то время как в Соединенном Королевстве длинные волосы 1960‐х мобилизовали общественное мнение, вызвали беспокойство и некоторую конфронтацию недовольных с властью, в Соединенных Штатах они оказали значительно более глубокое воздействие. Поскольку Америка не имела долгой традиции инакомыслия и терпимости к эксцентричности, менталитет ее среднего класса был построен на глубоком и тщательно охраняемом консерватизме. Сразу после репрессий эпохи Маккарти, когда гонениям подвергались любые различия и навязчивой идеей стал поиск внешних признаков склонности к подрывной деятельности, появление длинных волос вдруг открыло американцам глаза на то, что существуют личные и политические альтернативы. В интервью 2016 года Брюс Спрингстин описал эффект, произведенный The Beatles, которые ворвались в американское национальное сознание, выступив на шоу Эда Салливана в 1964 году. Затем, в начале своего собственного музыкального и личного пути, Спрингстин понял, что с помощью внешности можно «физически обозначить свою приверженность новой философии». Он рассказал, что, хотя на сегодняшний день прическа «битлов» выглядит консервативно, обложка их первой пластинки «возмутила публику»:
Они думали, понимаете: ты что, гей? Понимаете? Такой вопрос задал мне мой отец, когда я отрастил волосы где-то на дюйм, и он не шутил, понимаете. И в то время это просто было чем-то — трудно объяснить, но это сразу делало вас частью очень элитного клуба отверженных, и если вы видели кого-то еще с такими волосами, он сразу становился вашим братом по духу. И это было очень, очень <…> это было очень сильно. В то время это было очень мощное заявление, и для него требовалось мужество, потому что вокруг было много парней, которые чувствовали серьезную угрозу, исходящую от вашего модного выбора. И они давали это понять.
Спрингстин говорит, что эта угроза ощущалась настолько интенсивно, что находились врачи, которые отказывались вас лечить «буквально из‐за того, что — какое безумие — из‐за того, что у вас длинные волосы». Сам он получил травмы головы в результате серьезной аварии на мотоцикле и обнаружил, что он не только стал мишенью для шуток из‐за длины волос, но и что некоторые врачи отказывались продолжать лечение. Заметив это, отец музыканта вызвал парикмахера: «Но, о боже, — смеялся, вспоминая, Спрингстин, — я кричал, будто меня режут!»
[434]
