– Значит, они регулярно проводят облавы с собаками. Иначе бомжи бы там обязательно свили гнездо.
– Не знаю, бомжей мы не видели. Насчет облав сомневаюсь – там работа, как я понял, круглосуточно идет.
Дальше Воскобойников стал доказывать, что при таких огромных масштабах на складах обязательно можно обнаружить заповедные зоны.
– Посмотрим, где неходовой товар.
– Много мы знаем, что сейчас котируется.
– Голова у всех на плечах. Разберемся.
Глебу уже не нравилось, что Воскобойников слишком рьяно всех агитирует. Не надо перегибать палку, люди и так согласятся. Потом, когда здесь случится неприятность, они обязательно вспомнят чрезмерный энтузиазм майора ВВС.
А неприятность случится обязательно.
* * *
Трое сидели на ковре, поджав по-турецки ноги.
Лакомились пловом со свежей бараниной. Овца была зарезана совсем недавно – человек с серебристыми искрами в густой щетине продемонстрировал свое искусство. Пользовался только ножичком с тонким лезвием длиной в мизинец. Держал «орудие производства» двумя пальцами – большим и указательным. Повару осталось только подобрать лучшие куски и кинуть их вариться в казан.
Мясо туши, разделанной так искусно, просто таяло во рту. Все трое ели в меру, не так, как было принято в старые времена – тогда гость из вежливости обязан был рыгнуть несколько раз в конце обеда, показывая, что желудок полон.
Правда, здесь не было гостей и хозяев, здесь все были на одинаковых правах.
– Одного летчика мы уже упустили в ад, – заметил человек с иссиня-черной бородой, каждый длинный завиток которой напоминал спираль металлической стружки. – Асадулла теперь злится. Говорит, что мы должны были дать ему возможность рассчитаться с должником.
– Чем громче крик, тем меньше в нем толка.
За все эти годы уважаемый Асадулла прославился только своей родственной близостью к Шамилю, – презрительно усмехнулся второй собеседник.
Его борода горела огнем. Нежно-шелковистая, как у девушки, кожа лица и рук резко контрастировала с ярко-рыжим цветом волос своей матовой бледностью.
– Возможно, он шумит о том же, о чем Шамиль молчит.
– Шамиль не станет вмешиваться в это дело.
Он даже не посчитал нужным участвовать в общей встрече. Хочет выступать мстителем за весь чеченский джамаат, а не только за родню.
Общая встреча состоялась вскоре после того, как был получен список заложников. Кто-то прибыл на нее лично, кто-то смог участвовать только по Интернету, в режиме телеконференции. Некоторые из заинтересованных в мести тому или другому из команды изгоев, находились в надежном горном убежище, другие – в Европе, в благополучной шенгенской зоне. Но техническими средствами оснащены были почти все.
Долгих прений не было, общего согласия удалось достигнуть достаточно быстро. Традиции традициями, но нельзя, чтобы за каждым неверным из списка охотилась отдельная группа. Миссию придется передоверить в одни руки.
Только Асадулла высказал тогда особое мнение. Он считал необходимым создать сводный отряд из представителей всех заинтересованных лиц и таким образом соблюсти завещанные предками правила.
Большинство, однако, решило не терять времени и задействовать сплоченную группу, где бойцы понимают друг друга с полуслова, где не возникнет подспудной борьбы за лидерство. Чтобы каждый не делил для себя: где важная добыча, а где нет, где моя, а где чужая.
– Ребята в России стараются, но всякие накладки возможны. Эти неверные знают, что их ждет – ад на земле прежде ада на том свете. Их можно взять ранеными или без сознания – другого варианта нет. Если получим еще один-два трупа, надо любой ценой их сфотографировать. Дать снимок в Интернете и в наших газетах, поставить правильную подпись. Что мешает написать о проведенном суде и зачитанном приговоре? Тогда Асадулла мог бы говорить народу, что он исполнил свой долг.
– Кто опустится так низко? – покачал головой человек с серебристыми искрами в щетине. – Последнее дело приписывать себе месть, которую совершить не смог.
Обладатель огненно-рыжей бороды и нежной кожи был моложе своих собеседников. Он принадлежал к другому поколению, которому казались смешными и непонятными любые принципы, усложняющие жизнь. Жить нужно во имя победы, во имя власти. Стыдиться лжи так же смешно и нелепо, как идти воевать в папахе и черкеске вместо удобного заграничного камуфляжа из ткани, способной менять свой цвет.
– Сейчас покажу, какие координаты нам передали вчера.
Вытерев жирные от мяса пальцы и губы, чернобородый принял от эмира сложенную топографическую карту. Расстелил ее, покрыв добрую половину ковра. Карта была старой, еще советских времен, но с аккуратно внесенными изменениями.
– Кто у тебя так красиво рисует тушью, эмир Халил? Нам нужен хороший мастер, знакомый с арабской и иранской школами каллиграфии. Ты же видел роспись зала на заседании Верховной Шуры. Согласись, что изречения пророка могли бы быть изображены с большим искусством.
Огненнобородый командир действительно был никем иным, как Халилом, самым дерзким и удачливым командиром нового поколения. Гражданин Турции, чеченец по отцу, он привлекал своих сверстников еще и «чистой», без примеси «совка», биографией. Никогда он не был комсопольским работником, как Радуев, не получал поощрений в рядах Советской Армии, как Басаев.
Европейски образованный, он не стал бескомпромиссным воином «джихада» под давлением обстоятельств. Он родился таким, и это было видно с первого взгляда.
В ФСБ уже имели сведения, что Халил скоро сядет третьим рядом с Масхадовым и Басаевым.
Но те, кто присутствовал на заседаниях Шуры, знали, точнее чувствовали, что Халила ожидает еще более славное будущее.
Он не несет ответственности за предыдущие ошибки и поражения. Он молод, но это не минус.
Никогда еще средний возраст рядовых боевиков не был таким молодым – мало кто из бойцов прежнего поколения остался в живых. Кумиром для них может быть только такой, как Халил.
Не только Масхадов, но даже Шамиль для них уже слишком старомоден, готов к компромиссам, растерял веру в победу.
– Младшая жена постаралась, – ответил эмир. – Она у меня во всех отношениях младшая, недавно исполнилось пятнадцать лет.
– Говорят, ты привез ее из Бахрейна.
– Целыми днями может вышивать, рисовать.
Никто не просил ее исправлять карту, сама захотела. Я мог бы, конечно, велеть ей написать для образца несколько изречений Пророка – да святится его имя во веки веков. Но тут я придерживаюсь традиции: истинная каллиграфия испокон веков была уделом мужчин. Сделанное мужской рукой может воистину стать источником силы и вдохновения. Исполненное женщиной всегда будет только красивым узором.