А я не намерен марку держать, ради чего? Надо будет, кому угодно продырявлю башку и глазом не моргну.
– Никто меня не изблевал, не надо нас равнять. И в ВВС я еще вернусь, запомни.
– Теперь понятно, какого хрена ты бережешь свою нравственную непорочность. Можешь не стараться, целка уже порвана.
Сиверов кожей ощущал, как накаляется обстановка. Психоз – штука заразительная. Тарасов заражал остальных, заставлял их раскачивать ситуацию вместо того, чтобы обмануть замкомполка безразличием.
– Сознательные? Будете честным трудом бабки зарабатывать? Попробуйте, желаю удачи. А мне все равно билет в рай не светит, – поднявшись на ноги, Тарасов рывком поднял пленника.
– Сядь, шакал. Никто тебе не разрешал уйти, – Ильяс побледнел, его ноздри вздрагивали.
– Угомонитесь вы в самом деле, – Сиверов приобнял за плечи молодого ингуша. – Прекратите пустой базар.
«Только горячего джигита здесь не хватало», – подумал он, следя за пистолетом в руке Тарасова.
Глебово спокойствие, однако, еще больше раздражало замкомполка.
– Грамотный ты наш. Где научился зубы заговаривать?
Шаг за шагом он пятился назад, оттаскивая Костромина, чьих глаз уже не было видно за мутными стеклами – только второй подбородок мелко подрагивал.
– Где рябой? – внезапный визг Тарасова прозвучал как скрежет ножа по стеклу.
Все непроизвольно оглянулись на место, где только что сидел спецназовец. Никто, даже Сиверов, не заметил, когда и куда исчез Самойленко.
Наверняка собрался напасть на Тарасова сзади – оглушить, обезоружить.
Замкомполка вовремя заметил недостающее в тесном кругу звено. Еще секунда – и звено может материализоваться снова, причем достаточно ощутимо для Тарасова. Левой рукой ухватив пленника за шею, человек с прилипшими ко лбу бесцветными волосами резко сдвинулся вбок, оглянулся назад и вверх.
– Шалишь, Леха. Рэмбо драный. Ты хоть десять черных косынок повяжи, а меня не возьмешь, обожжешься.
Покорный и вялый пленник неожиданно рванулся, едва не выскользнул из цепкий объятий.
– Ах ты, сука!
Замкомполка побоялся ударить рукоятью «ТТ» – это означало отвести от Костромина дуло, отвести угрозу. И подставить под угрозу самого себя. Ткнул изо всех сил дулом в глаз, но чуть промазал – иначе выбил бы, сделав заложника инвалидом. Попал в бровь, правда, Костромин все равно охнул и побледнел как полотно. От болевого шока он мгновенно поплыл, ноги подкосились.
Пистолет был на взводе и палец лежал на спусковом крючке. Только чудом обошлось без выстрела. Пока обошлось.
– Не шевелиться, уроды! – на губах Тарасова проступила пена. – Не дышать!
Послышался мягкий гул очередного погрузчика, скоро он окажется совсем близко.
Начало припадка стало уже несомненным. Лицо с прилипшими ко лбу волосами будто расползалось по швам, но глаза продолжали с маниакальной дотошностью въедаться в бывших сотоварищей – казалось, от них действительно ничто не ускользнет.
Все замерли: белобрысый вихор на макушке Витька встал торчком, интеллигентное лицо майора ВВС дышало негодованием, гордый профиль ингуша – ненавистью. Только жутковатая маска Ди Каприо по-прежнему ничего не выражала.
Вдруг Тарасов отшатнулся, выронил пистолет и стал не правдоподобно медленно валиться набок. Тут же сверху, с кучи поролоновых подушек, спрыгнула низкорослая фигура в черном платке, жилистая рука резко дернула на себя пленника.
Народ, как по команде, бросился вперед. Никто не понял сразу, что случилось, – кто попал в Тарасова и не успел ли сам безумец выстрелить в пленника? Вроде бы не успел – мужик вовсю шевелится, ищет упавшие в суматохе очки.
Зато замкомполка не дышал. Круглое отверстие повыше виска толчками выплевывало кровь.
– Ты его так лихо? – спросил у спецназовца Воскобойников.
– Разуй глаза, смотри, что у меня в руках, – Самойленко продемонстрировал видавший виды «калаш».
– В н-натуре, – ежась пробормотал Витек. – В-выстрела же не было… То есть слышно не было.
Все обернулись к Глебу – что у него в руках?
Ничего, пусто.
Только Самойленко и Ди Каприо понимали, из какого оружия был застрелен Тарасов, но показывать свою осведомленность не спешили.
Заложнику дали минеральной воды из бутылки.
Первым глотком он поперхнулся. Потом, откашлявшись и отфыркавшись, выпил все до дна.
– Еще?
– Нет, спасибо.
– Учись, студент, – бросил Самойленко Витьку. – Человек с того света выскочил и все равно не забывает про вежливость.
– К-к-курва, – беззлобно, с уважением покачал белобрысой головой Витек.
Слово ни к кому конкретно не относилось, а было только вздохом облегчения.
Глава 29
Михаил Эдуардович так и не смог вразумительно объяснить, каким образом Тарасов собирался качать из него деньги. Признался, что покойный излагал свои мысли очень сбивчиво. Ничего не понимая, пленник согласился, чтобы его не раздражать.
Теперь уже планы Тарасова не имели значения.
– Главное, вы убедились, что мы не бандиты, – повторил еще раз Воскобойников. – Есть обстоятельства, по которым мы живем так, как живем. Но зла никому не делаем.
– Хоть скажите мужику, что он свободен, – вмешался Самойленко. – Потом уже оправдываться будем.
– В самом деле зарапортовались. Вы абсолютно свободны. Сейчас кто-нибудь из ребят вас проводит до машины. Надеюсь, место вы приблизительно запомнили?
– Все в порядке, не беспокойтесь, – Костромин так рьяно взялся протирать очки, что выдавил одно из стекол.
– По пути выполняйте все указания, – предупредил спецназовец. – Нежелательно, чтобы складская охрана прицепилась к вам с вопросами.
И вообще, забудьте что с вами случилось. Угрожать мы вам не угрожаем и в любом случае не станем разыскивать. Но чисто по-человечески…
Просьба лишнего не болтать. Насчет глаза придумайте сами.
– Придумаю, конечно, – торопливо заверил спасенный. – Скажу, что… В общем, придумаю,. никто не подкопается.
Фиолетовый заплывший глаз и без очков выглядел ужасно. Уцелевшее стекло в тонкой золотистой оправе увеличило и раздуло картину.
– Извините, ради Бога, – Воскобойников приложил ладонь к груди. – Он просто чокнулся, крыша поехала.
Недавний заложник смотрел на труп с сожалением и ужасом. Уже чувствовал себя виноватым в смерти Тарасова. Может быть, стоило вести себя как-то по-другому?
Глеб уловил его настроение:
