Неудивительно, что в первое время мы не могли друг другом насытиться. Чаще всего близость провоцировал Егор, а мы с Димой велись. Но и Дима лишь разыгрывал отстраненность. Стоило мне раскинуть руки и упасть в его объятия – где бы мы ни находились в тот момент – как все запускалось снова. Единственное, чего между нами так и не произошло, – мы не занимались сексом в отсутствие второго. Болтали, целовались, иногда в обнимку сидели в саду, но до близости не доходили. Уверена, это было негласное соглашение о каких-то общих правилах, нарушать которые пока никто не хотел, но которые и являлись какой-то незыблемой сутью всех наших отношений.
Я выбежала из сада, чтобы встретить Диму и почти сразу попала в его объятия. Не стала себе отказывать и поцеловала сама. И он, конечно, ответил, так прижав меня к себе, что приподнял от земли. Но почти сразу отстранился и показал язык окнам второго этажа, откуда нас должен был видеть его друг. Просто озорство, делающее наше общение еще проще.
Егор в этот день работал в доме, в своем кабинете, а ужин я снова готовила сама. И пусть мои кулинарные таланты не шли ни в какое сравнение с навыками профессионального повара, который здесь работал, но я знала наверняка: Диме почему-то очень нравились простые блюда в моем исполнении. Он не восхищался ими так же открыто, как Егор, но постоянно гнал меня на кухню – приготовить хотя бы омлет. Мне было смешно и одновременно льстило его почти патриархальное желание «пусть царевна хотя бы чай заварит, если уж нам придется есть суп от чужого человека». Егор молчаливо его поддерживал – молчаливо, чтобы на его фоне выглядеть милым и добрым, а не деспотичным муженьком. Мне, разумеется, было не в тягость, даже наоборот, вдруг открылись доселе неведомые таланты и желание самолично заниматься обустройством всего быта, а не только изредка готовкой ужина.
Вероятно, и повар, и охрана, и садовник так или иначе понимали, что происходит за стенами нашей общей спальни. Помалкивали – им отлично платили за то, чтобы они вообще забыли о собственном мнении по любому вопросу – но тем не менее должны были догадываться. Меня это смутно беспокоило, хотя пока и не формулировалось в качестве проблемы. Словно если бы я начала ее формулировать, так сразу же и разрушила бы это абсолютное счастье, которое уже пару недель не пробивалось за ограждение нашего дома.
И в довершение как-то на ужин заявилась Лиза с двумя своими разбойниками – сыновьями, которые тут же помчались разносить второй этаж.
Она вовсе не удивилась, увидев меня в особняке, даже обняла, будто приветствовала свою родственницу, старалась не задавать вопросов и непринужденно болтать, но со временем начала хмуриться. А в конце, перед самым уходом, вдруг спросила у нас с Димой, когда Егор вышел, чтобы завести машину:
– Димась, мы с тобой много лет знакомы, потому я скажу прямо. Я не моралистка! – Лиза приложила ладонь к груди, как если бы этим жестом клялась в искренности. – Я настолько не моралистка, что даже плевать хотела на то, что мне одну и ту же девушку представляют то Ангелиной, то Александрой; я и ухом не поведу, когда в следующий раз ее назовут Марианной, – она мельком глянула на меня и продолжила: – Но… Но, Димась, ты ведь не спишь с девушкой своего лучшего друга, правда?
Дима оставался в своем репертуаре – раздражающе спокойным. Однако я отметила, что он не согласился и не опроверг, а просто перенаправил вопрос:
– С чего ты взяла, Лиз?
– С того, что между вами… нежность.
– Что, прости? – он иронично вскинул светлую бровь.
Но Лиза уверенно кивнула и повторила:
– Нежность. Ты же у нас холодильник, а на Сашу смотришь как на свою девушку. Любовницу, если уж говорить совсем прямо.
– В смысле, как не холодильник? – он продолжал ее изводить.
– Дим! Я задала вопрос!
– И ты это по взгляду поняла?
Лиза поморщилась, сделав для себя какой-то вывод. К счастью, Егор уже звал ее с улицы, потому продолжать допрос у нее просто не было возможности. Но и она заметила, что Дима юлит, а я вообще уставилась в пол, будто разговор меня не касается.
Надо отдать должное наблюдательности Лизы – она почти все описала верно. Почти. Но из-за этого «почти» все неправильно поняла. Вроде бы ничего страшного, ведь на самом деле ее брата никто не обманывает, и он даже является полноправным участником этих отношений, но мое настроение все равно отчего-то рухнуло.
Дима заметил мой понурый вид и подсел ближе. Долго молчал, наблюдая за тем, как я отвожу взгляд, потом все же нарушил тишину:
– Ну и в чем проблема, царевна?
– Ни в чем, – буркнула я.
Прозвучало очень «по-женски», но мне сложно было сформулировать причины своей неожиданной апатии. Когда вернулся Егор, Дима вкратце рассказал ему о последних словах Лизы. Тот сел с другой стороны, приобнял меня, а потом и вовсе потянул на себя, пересаживая к себе на колени. И только укутавшись в его объятия и закрыв глаза, я ощутила смелость говорить прямо:
– Егор, Дим… я с собой не борюсь. Устала уже бороться. Признала и себя, и вас, и тот факт, что я счастлива.
– Сейчас ты счастливой не выглядишь, – закономерно заметил Дима.
– Да, просто… – я все еще пыталась высказаться как можно искреннее. – Просто если даже Лиза все неправильно поняла, то никто не поймет.
– А тебе нужно, чтобы кто-то понимал? – усмехнулся Егор мне в макушку. – Саш, ну что за дичь? Тебе реально важно, что подумает моя сестра или там охранник в будке? С сестрой уладим, если это важно, а охраннику я плачу столько, что он даже не подумает глядеть, кого и как я тут люблю.
Я расслышала: он сказал «люблю» – просто в контексте, спонтанно, быть может, сам не заметил, или прозвучало так в переносном смысле. Сердце заколотилось чаще, но я решила не зацикливаться сейчас на этом, следовало обозначить важное, которое давно вызревало, и так неожиданно пришла его пора:
– Ладно они, но есть еще мама, родня, есть друзья, в конце концов. Я счастлива, но мне неохота кого-то расстраивать своим счастьем или видеть осуждение. Я не хочу никому ничего доказывать, но ведь так и будет – мы сами противопоставляем себя нормам, так неудивительно, если каждый встречный начнет нас осуждать. Даже если вам на это плевать, то мне нет. И никогда не будет плевать, хотя бы на мнение матери.
Мужчины молча смотрели друг на друга, обдумывая мои слова, а потом Егор заговорил тише:
– Саш, это тоже все ерунда. Составляй список, кто не должен о нас узнать – и они никогда не узнают. Твоей маме нужен зять в единственном числе? Так без проблем. Представишь ей зятя. Или парня. Или кого там на этой стадии знакомства нужно представлять?
Я подняла голову и недоуменно уставилась на него.
– Тебя?
– Меня, – он ответил с мягкой улыбкой. – Или Диму. Я реально не вижу никакой проблемы в том, чтобы кто-то разыграл эту роль для твоего спокойствия. Можем кинуть жребий. Опять. Или сама решишь. Но как показывает опыт – сама ты между нами выбрать не в состоянии, – он хитро подмигнул.
