Прозвучало так неожиданно, что я уставилась на него:
— Ого… Сам Вадим Андреевич готов отказаться от всепоглощающего контроля? Да ладно!
— Готов.
— А что взамен? — я попыталась улыбнуться, но вряд ли получилось, слишком была напряжена.
— Как будто сама не понимаешь.
Я понимала, еще как. Быть с ним, спать с ним, любить его — и все потому, что его симпатия оказалась сильнее, чем мы оба сразу понимали. Но она есть. Да настолько сильная, что он — может быть, впервые в жизни — готов на какие угодно уступки. Почувствовав свою власть, я смогла и улыбнуться шире:
— Не понимаю. Объясни.
Теперь он уставился в лобовое стекло, тоже начиная улыбаться, но как-то смущенно.
— Все ты понимаешь.
— Не-е-ет, — протянула я самодовольно. — Ну же, скажи это вслух, Вадим. Быть может, если бы сказал раньше, то я не смогла бы уйти?
— Что именно сказать?
— Что слишком сильно скучаешь по мне.
— Есть такое дело.
— Что хочешь меня, — продолжала я подсказывать.
— Этого я и не скрывал никогда.
— А может, ты меня любишь? Нет, ну всякое может случиться. Времени-то ого-го прошло, а тебе все неймется.
Уголок его рта поднялся еще выше, но он не повернулся — не позволил насладиться его состоянием, в кои-то веки хоть на каплю смущенным.
— Арин, ты так любишь эти громкие слова… я мог бы сказать «люблю», а дальше что? Неужели тебе сахарных признаний только и не хватало, чтобы делать что сама хочешь?
Я выдохнула, открыла дверцу и вышла на улицу. Не оглядываясь, зашагала по улице. Это не было наказанием, ничего подобного, просто и ему, и мне нужно все осознать. На самом деле в его чувствах я именно с этой фразы уже не сомневалась. Просто Вадиму нужно переступить через себя, а это всегда непросто.
Я и не думала, что он отступится. Во вторник без пяти семь я имела честь снова видеть его на работе. Если девушки вчера кое-как удержались от расспросов, то после этого они уже сдерживаться не станут. Он остановился в двух шагах и заявил:
— Сегодня едем ужинать, я заказал столик.
— Вадим! Нет!
Он уже почти развернулся, но замер:
— Нет?
— Нет! — уверенно повторила я.
— Ясно. Цветы?
— Представить не могу тебя с цветами!
— Я тоже. Тогда цветы.
В среду заявился с шикарным букетом. Просто подошел, положил на край прилавка и молча вышел. Пришлось девчонкам рассказывать, что мы с ним встречались, а потом расстались, а потом… ну вот…
Сергей в мою сторону больше не смотрел.
В четверг машина снова была припаркована недалеко от входа. Я немного помялась, но потом подошла. Вадим сдаваться не умеет, но доводы разума слышит всегда. На них и ставка. Потому я села внутрь и сразу начала:
— Ты сводишь меня с ума. Честно. И не стану врать, что мне твое внимание неприятно. Но с тобой я не буду. Хотя бы из-за отца. Ты ведь понимаешь, что тебя не трогают только потому, что мы не вместе?
Он вместо ответа заблокировал двери и повернул ключ зажигания.
— Вадим!
Никакого ответа.
— Вадим! Да ты спятил!
— Нет. Я пригласил тебя на ужин еще в понедельник. Но столик в ресторане сегодня не готов, так что едем ко мне.
— Не хочу!
— Хочешь. Или не хочешь. Тогда считай это похищением. Все-все, Арин, хватит уже от меня бегать.
Вздохнула и смирилась.
Вадим, как всегда, готовил превосходно. И даже пальцем меня не коснулся, и скользких тем не поднимал. Он просто готовил, а я таяла уже от одного его вида. И вдруг в голову пришла идея, которая в тот момент показалась единственным выходом:
— Вадим, а если мы поставим срок? Скажем, полгода. За это время моему отцу станет окончательно плевать на меня, а значит, и на тебя. И если через полгода мы оба будем этого хотеть, то попробуем снова. Эдакая проверка чувств. Зато тогда все будет предельно ясно… Вадим, ты слушаешь?
Он с равнодушным видом выставлял тарелки на стол.
— Я тут подумал, что торговая точка, где ты работаешь, очень приятная. Хорошо там все обустроено.
— Ты меня не слышал?
— Арина, торговля косметикой — выгодное дело?
— Понятия не имею!
— Может, попробовать? У меня есть свободные средства — для старта хватит. И, кажется, я начал скучать. Мне нужен какой-нибудь гемор, чтобы раскручивать и о нем переживать. Так прибыльно или нет, как думаешь?
Я окончательно растерялась:
— Даже не знаю… Возможно.
— Подумаю еще. Ты ешь, а то остынет.
Говядина была нежнейшей, но этот факт давно не удивлял. Удивляла его избирательная глухота — хоть головой об стену бейся, он словно не слышит.
И как только поели, сразу встал и предложил:
— Я отвезу тебя.
Не поцеловал, ни единым намеком не выдал желания продолжения. Я даже была немного разочарована.
И так стало продолжаться — ежедневные встречи, даже ужины. Мы вроде бы говорили обо всем, но ни о чем важном. Он и в Москву теперь мотался реже — там ведь была Кристина. А я понимала, что рано или поздно это перемирие закончится. Ставила на неделю, но прошло целых две.
После очередного ужина в его доме и очередного бессмысленного разговора то о моделях, то о налогах, я натягивала пальто в прихожей, собираясь уже привычно отправиться домой. И сама ненарочно дернула рукой, ударив его по локтю.
— Извини, — улыбнулась, но улыбка сразу пропала.
Я всего лишь задела его локоть, но напряжение мгновенно раздавило тяжестью. Он смотрел на меня, и я уже во взгляде видела, каким усилием воли он пытается взять себя в руки. И от одного этого осознания сама начала тяжело дышать.
Вадим шагнул ближе, я оттолкнула. Но он, несмотря на сопротивление, обхватил мое лицо и мгновенно прижался к губам, раздвигая языком. Я застонала, но снова толкнула. Теперь с силой, больше от отчаянья, чем раздражения. Он сделал шаг назад, а потом снова ко мне, хватая за пальто и стаскивая. Потом так прижал меня к себе, что стало больно. И снова губы, теперь я уже не могла сопротивляться поцелую. Мое тело по нему истосковалось, исстрадалось и сейчас хотело быть только ближе. Вадим же будто совсем с ума сошел, он почти срывал с меня одежду и тут же снова впивался в губы.
— Подожди! — это я с запоздалым голосом разума.
Крик остановил, и Вадим посмотрел на меня. А у него зрачки почти всю радужку затопили. Он не в себе, мы оба не в себе. Истосковались. Не дав мне и секунды на продолжение, подхватил меня на руки, вынуждая обвить его ногами и, не разрывая поцелуя, понес. Запнулся обо что-то, рухнул вниз, на одно колено, но даже язык из моего рта не вытащил. А потом положил спиной на пол, сразу прижимая всем весом.