Пройдя почти рядом с аркой, мы по следам вышли к одной из хибарок, окружавших кампо Торрекьяно.
Сердце мое забилось сильнее, когда Леонардо властно постучал в дверь.
— Открывайте! — крикнул он.
В ответ — ничего, кроме тяжелых шагов.
— Есть здесь кто-нибудь? — повторил Леонардо.
— Никого, кто бы вас ждал, — проворчал сердитый голос за дверью.
Проигнорировав реплику, Леонардо решительно нажал на дверь.
Внутри дома царила полутьма, окрашиваемая догорающими в камине головнями. Окна не было, либо оно было закрыто, забито, заткнуто. После белого снега различить можно было только большой стол посреди комнатушки да неясные темные формы, свисавшие с потолка. Справа от двери застыла высокая фигура человека с поднятыми руками, готовыми обрушиться на нас с какой-нибудь дубиной.
— Прекрасно! Значит, так здесь встречают посланцев Святого Отца? — громко бросил мэтр.
— Если у папы есть что сказать мне, пускай сам приносит свое послание, — насмешливо ответил человек, нимало не смутившись. — Да и вы так же походите на папских посланцев, как моя шлюха мать на святую!
Меня удивил не столько его дерзкий тон, сколько правильность языка, несвойственная человеку, живущему в таких условиях. Однако если не считать этой детали, угрожающий нам хозяин хибарки вполне мог быть обжигальщиком извести, которого я мельком видел накануне.
— В прозорливости вам не откажешь… Позвольте представиться… — Мэтр напыщенным жестом снял свои стекла. — Я Леонардо да Винчи, художник, архитектор, изобретатель, анатом при случае… В настоящее время живу в Ватикане.
— Ведомо мне, кто такой Леонардо да Винчи. Не знаю, служит он папе или его брату. Но я с удовольствием оглушил бы художника, как обычную свинью.
Я готов был вмешаться, находя неприемлемой наглость этого малого, однако мэтр остановил меня движением головы.
— В таком случае, мессер обжигальщик, раз уж вы, как кажется, честно зарабатываете себе на жизнь, поговорим откровенно. Вчера вечером на Форуме вы присутствовали при довольно необычной сцене, и вам приказали молчать о ней. Причины такого приказания мне пока неизвестны, но я их узнаю, не сомневайтесь. Не исключено, что они очень веские…
Последнюю фразу Леонардо произнес многозначительным тоном, и дубинка опустилась слегка. Теперь, когда руки не закрывали полностью лица мужчины, я смог рассмотреть нашего обжигальщика целиком: дородный великан в годах, с мясистым, одутловатым от выпивки лицом, на котором поблескивали живые, умные глаза.
— Как бы то ни было, — продолжил Леонардо, — узнай главный смотритель улиц или капитан полиции, что в городе заговорили об убийстве на Форуме, они, без всякого сомнения, будут считать вас источником этих слухов…
Обжигальщик положил дубинку на стол:
— Тогда как они не осмелятся подозревать такого человека, как вы, разумеется. Думаю, я понял вашу мысль. Но что я не могу уразуметь, так это цену молчания, которую вы потребуете.
Мэтр торжествовал:
— От вас потребуются рассказ и прогулка на место преступления. Я даже не спрошу, чем вас так запугал капитан полиции.
Великан неопределенно улыбнулся:
— Если бы я вам сказал, вы тоже испугались бы. Так и быть, я согласен с вами пройтись, но только ненадолго: у меня с утра много дел.
— Тогда поспешим, а по дороге вы нам расскажете эту историю.
Сказано — сделано.
Лишь выходя из хибары обжигальщика, я смог определить, что свисало с потолка: большие куски развешанного для вяления мяса.
— Первые стоны я услышал вчера вечером, перед тем как в Сан-Пьетро ин Винколи прозвонили десять часов. Примерно в это время я и вышел, потому что позабыл на Эсквилине
4 свои инструменты и боялся, как бы их не засыпало снегом. Сперва я предположил, что воет от холода какое-то животное, и не придал этому большого значения. Возвращался через Форум и обратил внимание, что стоны продолжались, хотя звучали потише. Но и тут я не смог бы сказать, какому животному они принадлежали.
Обжигальщик издал горловой скрежет — смех? — от которого у меня похолодела кровь.
— А ведь можете мне поверить, я-то разбираюсь в криках животных…
Ни у Леонардо, ни у меня не возникло желания поинтересоваться, откуда у него такие познания.
— И только дойдя до церкви Сан-Лоренцо, вон там… она построена в бывшем храме… я заметил лестницу, приставленную к колонне, и пошел посмотреть… На ней был тот бедный старик, голый, как новорожденный. Он тихо стонал, готовый отдать Богу душу. Я побежал к лестнице, чтобы снять его, но только я поставил ногу на первую перекладину, как он издал последний вздох. Он умер, я ничего не смог для него сделать.
— Значит, старик… И… и он ничего не произнес вразумительного — ни одной фразы, ни слова, которые могли бы нам помочь?
— Думаю, разум его умер уже давно, продолжала корчиться и хрипеть его плоть…
— Может, вы заметили, что послужило причиной смерти?
— Причин хватало! На морозе, под снегом, голышом, с руками, связанными за спиной… В его возрасте…
— Понятно. Но не было ли на теле ран, признаков насилия и прочего?..
— Мне так не показалось.
До этого я держался в сторонке, но меня заинтересовал один вопрос:
— Могли бы вы по крайней мере описать лицо этого несчастного?
— Не уверен. Лицо было засыпано снегом, да я и не всматривался. Я лишь заметил, что старик был худ и что было ему на первый взгляд лет шестьдесят-семьдесят. Ничего общего с тем парнем, которому отрезали башку в прошлый раз.
Мы стояли у колонны, послужившей местом казни, и Леонардо повернулся лицом к собеседнику:
— Вы, стало быть, полагаете, что есть какая-то связь между двумя преступлениями?
Тот же скрежет-смех вырвался из горла великана.
— Любой на моем месте подумал бы то же самое. Достаточно было видеть волнение Капедиферро и то, как он беспокоился, боясь, что все это получит огласку. К тому же эта странная манера убивать людей…
В этот момент я почувствовал: великан знает больше, чем говорит. У Леонардо, должно быть, возникло такое же чувство, потому что я увидел, как мэтр вздернул брови.
— И вы не мешкая отправились в Дом полиции?
— Не совсем. Точнее, я сперва отнес домой инструменты, потом… Не забывайте, было холодно, а я немного простудился. Мне нужно было пропустить пару стаканчиков, прежде чем…
— Иначе говоря, вы побоялись туда идти.
— Честно сказать, я никогда не ходил туда по своей воле.
— Допустим. В котором часу капитан полиции прибыл к Форуму?
