Он посторонился и знаком пригласил меня в дом.
Я повиновался; мне любопытно было взглянуть, как живет этот отшельник.
Как и следовало ожидать, внутри все было черным. Лишь две свечи на деревянном столе освещали большую раскрытую книгу, которую хозяин поспешил закрыть. А в остальном комната поражала своей пустотой. Кроме двух скамеек и небольшого сундука, над колпаком камина висело простенькое распятие, в камине горел хилый огонек. Вся обстановка свидетельствовала: старик был аскетом.
Кстати, он даже не предложил мне сесть.
— Вы сказали, работы?
— Честно говоря, мессер, все это из-за убийств, повергших город в траур.
— Разве убийцу не казнили сегодня?
— Да. И тем не менее до сих пор неизвестны ни мотивы, ни подробности преступлений.
— Насколько я понял, преступник преследовал идущих по путям неправедным.
— Действительно, все так думают. Однако этого объяснения недостаточно.
— Недостаточно! Надо же!
Я не знал, какой смысл придать этому восклицанию.
— Поэтому ваше знание библиотеки Ватикана позволило бы нам прояснить некоторые тайны. Нет ли в ней работ, в которых упоминаются подобные преступления, или летописей Древнего Рима, в которых есть что-нибудь похожее? Я, в частности, имею в виду эту серию обезглавливаний.
— Таких книг нет во всем Ватикане, ручаюсь.
— А таких, к примеру, в которых говорится о человеке в маске удода?
— Маска удода! Что за причуда! Нет, не припоминаю.
— А колонны? Вам известно, что они играли важную роль в этих преступлениях. Не существует ли каких-нибудь легенд или языческих обрядов, в которых они могли фигурировать?
— Никаких, упоминаемых в книгах, насколько я знаю. Пришло разочарование: расследование опять упиралось в тупик.
— Я вот все думаю… Это, конечно, необычно, но… Возле трупа женщины найдены пустая раковина мидии и нож. Такое сочетание вам что-нибудь напоминает?
Он почти неуловимо поколебался.
— Молодой человек, вам действительно нужно мое знание книг? Не лучше ли вам прибегнуть к услугам гадальщика на костях, астролога или колдуна? Поверьте мне: только тот, кто возомнил себя мечом Божиим, мог использовать подобные символы суеверия.
— Простите, мессер Аргомбольдо, я плохо вас понимаю… Вы и в самом деле думаете, что эти убийства совершались неким посланцем?..
Я не докончил фразы.
— Помните надпись: «Того, кто грешит, накажет Бог»? А обо мне вы знаете понаслышке? В таком случае знайте, что в противоположность вам каждое новое убийство порождало во мне некую… некую надежду, да. Мне казалось, что эти деяния, возможно, предвосхищают новые времена.
— Новые времена?
Аргомбольдо вдруг оживился, заговорил быстро и громко:
— Ну разумеется! Время раскаяния и покаяния! Время перемен! Разве у вас нет глаз, чтобы видеть, нет ушей, чтобы слышать? Разве не чувствуете вы зловоние, исходящее от этого города? Рим, столица христианства? Ха! Город демона — да. А Церковь? Святейшая супруга Господа нашего… Ей бы давать всем пример веры!
Он стукнул кулаком по столу.
— Похотливая шлюха, пристрастившаяся к деньгам и игре! Ненасытная прорва, пьющая кровь верующих! Да где уж там… Возьмите хотя бы индульгенции. Только этого хватит, чтобы поджарить в аду всех пап. Подумать только: торговать раем, дабы возводить в честь себя храмы… Не есть ли это настоящий грех? И еще: если бы только те, кто стоит за папой, были лучше… Так нет, все сговорились, все нечисты на руку! Сколько кардиналов, признающих одну религию — деньги? Сколько прелатов содержат гаремы, превышающие султанские? Сколько незаконнорожденных сыновей стали аббатами и епископами, забывшими само имя Христово? Вам это непонятно, молодой человек? Этот город прогнил насквозь. Нет ни одного римлянина, вы слышите, ни одного, который был бы достоин спасения! И говорю вам: только воды Всемирного потопа очистят Рим!
Я отступил на шаг, пораженный таким порывом. Старик же глубоко вздохнул, будто усилием воли гася свой пыл. Потом более спокойно продолжил:
— Так что вы поймете: видя все эти преступления, совершаемые от имени Господа, видя грешников, погрязших в пороках, я мог желать, чтобы гнев Божий обрушился на город. Увы!
— Увы?!
— Преступнику не хватило размаха и вдохновения. Он предстал не ангелом-искупителем, а жалким обжигальщиком извести. Несчастный Рим вновь вернется к своим извращениям!
Старик аскет сошел с ума, это не вызывало сомнения.
— А что бы вы сказали, мессер Аргомбольдо, если бы Донато Гирарди оказался невиновным?
Глаза его расширились, кончик длинного носа задрожал.
— Как так невиновен? Разве его не казнили? Вы напрашиваетесь на скандал, молодой человек!
— Так считает мэтр да Винчи.
— Вот как! Мэтр да Винчи… — В его тоне появилась первоначальная горечь. — Ну, тогда неудивительно! Уж он-то знает толк в скандалах.
Язвительная усмешка Аргомбольдо мне совсем не понравилась.
— Могу я узнать, на что вы намекаете, мессер?
— Эх, мой мальчик, для сына баригеля вы слишком наивны.
— И тем не менее прошу выражаться яснее. Я имею честь быть одним из друзей Леонардо, и я не оправдаю его доверие, если буду позволять говорить о нем такие слова.
— Вы и вправду не знаете?
Он, казалось, был искренне удивлен, но это лишь усилило мое раздражение.
— По сути, лучше бы вы все это услышали от меня. Но сперва сядем. Боюсь, вы не так расцените мои слова.
Мы сели по обе стороны стола. Нетерпение мое было больше, чем хотелось бы.
— Учитывая вашу молодость, — начал старик, — я допускаю, что восхищение в вас берет верх над здравым суждением. К несчастью, вы узнаете, что гении столь же талантливы и в совершении зла. И охотно признавая гений художника, я с большой твердостью осуждаю лукавство человека.
Не дав мне возразить, он продолжил:
— Я прожил во Флоренции несколько лет. Это было очень давно. Да Винчи в это время тоже там жил. Но в ту эпоху его искусство было известно меньше, чем некоторые его дела и поступки, связанные с нравственностью. Одно стоило ему многочасовых допросов в полиции нравов и монастырях; причастны были к этому делу и другие особы мужского пола, один из которых, в частности, был молод… Слишком молод. Нет нужды вдаваться в подробности, я полагаю.
— Наказание было суровым? — сухо спросил я.
— Намного меньше, чем то, которое происходило в Риме недавно. Насколько я помню, осуждения вообще не было. И все же мне кажется, что было бы рискованно опираться на суждение человека с сомнительной нравственностью.
