— …что он должен был отбыть этим утром в Шамбор, да? Мне уже сказали об этом. Слишком много интриг развелось вокруг нашего брата. Но папа в один прекрасный день воздаст ему должное, я в этом уверен. А этот паренек… Мы уже встречались, не так ли? У Джулиано Медичи на рождественском вечере.
Я кивнул.
— Хорошо. Раз уж мы познакомились, говорите, чем я могу быть вам полезен. Боюсь только, что не смогу уделить вам много времени. Мастерская завалена заказами, ученики не справляются, а мне еще нужно подготовить десять картонов для шпалер капеллы.
— Мы вас не задержим, — заверил Ингирами. — Нам просто хотелось бы знать, не напоминает ли вам что-нибудь имя Ван Акен…
По лбу божественного Рафаэля пробежали морщины.
— Ван Акен… Постойте… Что-то знакомое…
— Это художник, — подсказал я. Он оживился:
— Ну конечно, художник! Я видел в Венеции несколько его картин. Но, насколько я знаю, известен он под другим именем. Впрочем, зарубежные живописцы…
— Позволительно ли спросить, под каким именем он известен?
— Разумеется. Свои работы он подписывает: Босх. Иероним Босх.
— Иероним Босх, — повторил библиотекарь.
Он еще рассыпался в благодарностях перед мэтром из Урбино, а я уже бегом спускался по лестнице.
Босх… Иероним Босх…
Уверен, в Ватиканской библиотеке мне попадались на глаза некоторые репродукции с картин этого художника. Вернувшись в греческий зал, я бросился к комоду с гравюрами. И в самом деле, было там несколько рисунков, выполненных Босхом: «Гнев», «Зависть», «Сладострастие», «Лень». Четыре довольно удачные гравюры на сюжеты смертных грехов. И если я в первый раз не обратил на них внимания, то только потому, что в них не было ничего особенного. Персонажи в повседневной одежде, собаки, дома, предметы обихода… Ничем не примечательные обычные жанровые картинки… Лишь «Желание» вызвало у меня смутные мечты: двое влюбленных дарили друг другу цветы тайком от своих родителей… Как бы то ни было, в этих репродукциях не просматривалось никакой связи с преступлениями. Кстати, Босх был не единственным художником, писавшим на темы смертных грехов.
И тем не менее внимание мое привлекла одна деталь. Под каждой гравюрой рядом с именем стояли плотно прилегающие буквы: MdA. Я спросил Ингирами, уже заинтересовавшегося моими поисками:
— Три буквы под гравюрами — это инициалы?
Он поднес листы к глазам.
— Совершенно верно. MdA — Мартин д'Алеманио. Клеймо автора гравюр. Впрочем, многие из них поступили сюда из его лавочки, которая находится рядом с государственной канцелярией.
— Не думаете ли вы, что он может побольше рассказать об Иерониме Босхе?
— Вполне возможно. Д'Алеманио пользуется хорошей репутацией и давно занимается гравировкой.
— А вам самому известны другие работы этого художника?
— Нет, никогда их не видел. Если быть точным, эти гравюры выбраны моим предшественником. Помню только, что он с большой неохотой включил их в коллекцию. Он заявлял, что работы Босха недостойны папской пинакотеки. Что некоторые картины больше напоминают кошмарный сон и далеки от живописи.
Его взгляд устремился поверх моего плеча:
— Кошмар душевнобольного… Да… так он выразился.
Лестница, колонны, головы… Кошмарные сновидения душевнобольного — вот что хорошо подходило к ужасным преступлениям.
15
Я часто проходил через квартал, где расположена государственная канцелярия, но случай никогда не приводил меня в мастерскую и лавочку Мартина д'Алеманио. В торговой ее части вдоль стен стояли высокие, до потолка, шкафы с множеством выдвижных ящичков, а центр занимал большой застекленный прилавок. Здесь было светло и едко пахло типографской краской и бумагой. Задняя часть сообщалась с мастерской; видны были колесо гравировального пресса и огромные стопы бумаги.
Худой мужчина, выше меня по меньшей мере на фут, сразу подошел ко мне, как только я переступил порог.
— Что желает молодой синьор?
— Я хотел бы поговорить с Мартином д'Алеманио.
— К сожалению, мой хозяин вышел. Вернется он не раньше пяти вечера. Но ежели вы хотите сделать заказ или выбрать гравюры, то можете обратиться ко мне.
Было в его поведении что-то неискреннее.
— Меня прислал кардинал Бибьена, — солгал я. — Его преосвященство хотел бы поточнее узнать об одном художнике, чьи работы вы тиражируете.
— Его преосвященство… — удовлетворенно произнес он, потирая руки. — Ну конечно же… О каком художнике, в частности?
— Просматривая коллекцию в Ватикане, кардинал обратил внимание на аллегорическое изображение смертных грехов. Автор — некий Иероним Босх.
— Босх?
В тоне подмастерья послышалось удивление.
— Поразительно.
— Однако эти гравюры поступают из вашей мастерской.
— Конечно. Мой хозяин находит оригинальным мир этого художника и несколько раз ставил его в пример. Нет, что поразительно, так это малый спрос на его работы. Ведь вы всего второй человек, интересующийся им за последние дни. Мой хозяин только что встречался с этим покупателем.
— Другой покупатель? Удачное совпадение! Я уверен, что кардинал Бибьена с удовольствием познакомится с ним и обменяется мнениями.
— Увы! Ничем не могу вам помочь: мэтр лично занимается с ним. Он даже отобедал с этим клиентом и обговорил сделку.
— Отобедал? Где же?
Тот смерил меня взглядом.
— Сомневаюсь, что это может заинтересовать его преосвященство.
— Ошибаетесь, — возразил я. — Будучи первым советником папы, кардинал Бибьена имеет свои интересы, которые нам не подобает обсуждать. Если, разумеется, вы сами не пожелаете объяснить ему свой отказ.
Он сдался.
— Я не собирался ничего утаивать, мессер. Просто я не в курсе этих дел. Мэтр Мартин появился после обеда, но сказал без подробностей, что сделка состоялась. Что касается остального…
— Значит, вы его видели днем?
— Как раз перед вашим приходом. Затем он ушел домой: у него жена больна.
Я облегченно вздохнул.
— Тем лучше. Приду к пяти часам. А пока… Может быть, вы мне что-нибудь расскажете об этом Босхе и покажете имеющиеся у вас гравюры?
Отвечая на ходу, печатник подошел к ближайшему шкафу и выдвинул ящик, на котором большими буквами было написано: «БЕЛЛ — БУОН».
— Боюсь вас разочаровать. Все, что я знаю о нем, можно выразить несколькими словами: художник этот — откуда-то с севера, из Фландрии, полагаю. Ему, должно быть, лет шестьдесят или семьдесят. Работы его очень популярны по ту сторону Альп. Этим, возможно, и объясняется то, что римляне не испытывают интереса к нашим гравюрам. И тем не менее мой хозяин продолжает делать их, не столько ради выгоды, сколько из удовольствия. Он уверяет, что в одной босховской детали выдумки больше, чем в завершенных работах большинства художников. Ну а меня не очень привлекают подобные вещи, будь они даже выполнены с огромным талантом. Да вы и сами можете убедиться.
