В этот мучительный день я не могла ни на чём сосредоточиться. Не ходила никуда, ничем толком не занималась. Всё, что произошло на террасе, не отпускало. Его прикосновения, его возбуждающие ласки, его настойчивые объятия…
Когда начало смеркаться, я заснула. Точнее, провалилась в очередное забытьё без сновидений. И подскочила, как от окрика или толчка. Рывком села на кровати.
За окном стемнело. Что?! Часы показывали без пяти одиннадцать. Нет! Ужас накрыл меня. Тело похолодело. Я проспала. И подвела всех! Теперь ни о какой помощи с долгами не будет и речи! Ведь мистер Калленберг такое точно не простит!
Я заметалась по комнате, не соображая, что делаю. Суетливо, путая движения, переоделась в новое бельё. Оказалось, что это чёрные кружевные трусики и такой же лифчик. Местами полупрозрачные, с изящными узорами, между которыми недвусмысленно просвечивала кожа бёдер и проглядывали соски. Но смущаться мне было некогда.
Среди принесённых платьев я подобрала то, которое показалось наиболее подходящим. Все они были короткими и с глубоким вырезом. Но изумрудное будто бы смотрелось скромнее всего. Да и выбирать было особо некогда.
Наспех примерив туфли на каблуке, я встала перед зеркалом, собрала волосы и привела себя в порядок. Взглянула на часы. Пять минут двенадцатого. Ну нет! Пожалуйста, пусть он меня простит!
Я побежала к спальне мистера Калленберга настолько быстро, насколько это позволяли делать туфли на каблуке. Удивительно, но я даже нашла дорогу туда, где никогда не была! Волнение и страх сделали своё дело.
Впрочем, когда я оказалась в нужном коридоре, искать было уже нетрудно. Все двери вокруг оказались плотно заперты. Только одна была приоткрыта так, что ни с чем не перепутаешь.. Оттуда лился мягкий приглушённый свет и доносилась музыка – что-то из классики.
Это явно не тот случай, когда её просто забывают закрыть. Это когда ждут и без слов приглашают войти. Могла ли я сомневаться, для кого дверь в спальню оставили приоткрытой?
Я не знала, чего ждать.
Можно ли обращаться, чтобы спросить разрешения войти? Я сглотнула, язык предательски прилип к нёбу – ничего сказать так и не получилось. Просто заглянула в дверь, надеясь что-нибудь увидеть и понять. Ох, лучше бы я этого не делала!
Спальня мистера Калленберга была оформлена в густых, насыщенных тонах. Алый, багровый, чёрный, а ко всему этому – немного металла и акцентов, расставленных лунным жёлтым и цветом слоновой кости. Или как он там называется? На полу – мягкий ковёр, на окнах – тяжёлые бархатные занавеси. Посреди комнаты – огромная, широкая кровать с высокими резными спинками и впившимися в ковёр ножками. Как будто отдельное архитектурное творение, а не просто мебель. На ней – покрывало и беспорядочно раскиданные небольшие подушки с кисточками.
Но любоваться интерьером было некогда. Мистер Калленберг, до этого полулежавший на кровати, поднялся и сказал:
– Ты заставила себя ждать, Джессика. Проходи.
Я, заставив себя не вздрагивать и не робеть, сделала несколько шагов и, осторожно коснувшись двери, вошла в спальню. Шаги сразу стали бесшумными из-за ковра.
Он встал с кровати, подошёл ко мне. Глядя прямо в глаза, медленно поднял руку и прикоснулся к моей щеке.
Теперь я не могла оторвать взгляд от его глаз. Я боялась вздрогнуть, но движение получилось на удивление нежным, даже ласкающим. Как бы я могла догадаться, что такой человек способен прикасаться столь мягко? Как бы я могла предположить, что его крепкая, мужественная рука способна ласково, почти любовно касаться моего лица?
Потом он слегка наклонил голову набок и осмотрел меня. Его пальцы скользнули по моему плечу, спустились вниз по локтю. Он убрал руку и задумчиво проговорил:
– Прекрасное платье. Тебе идёт.
Я даже не сообразила, что только что услышала комплимент. Стала лихорадочно думать, что надо отвечать в таких случаях, как реагировать. Но он не дал мне времени и велел:
– Снимай его.
Слова упали в тишине – так коротко и невозмутимо, что я даже не сразу поняла их смысл. Мистер Калленберг сделал пару шагов назад и остановился, чтобы наблюдать.
Я осознала, что мне придётся сейчас сделать. Мне придётся раздеваться перед мужчиной – этого я не делала никогда в жизни! А ещё мне придётся раздеваться перед мужчиной, который уже вчера показал, на что способен. И вряд ли это было всё, чего от него можно ждать.
Медленно, нерешительно я принялась расстёгивать платье, которое только недавно надела. Я ощущала движения ткани по своим плечам, по спине, по груди. Едва ли одежда была надёжной защитой. Но ткань хотя бы закрывала моё тело от взгляда этих вожделеющих глаз.
Я медленно стянула платье до пояса, обнажая плечи, живот и спрятанную в бюстгальтер грудь. И тут вспомнила, что сквозь кружевные узоры проглядывают соски, как их ни пытайся скрыть. Однако закрываться руками я не решилась.
– Не затягивай, – требовательно сказал мистер Калленберг. Я двигалась как в оцепенении. Но потом, справившись с собой, стала торопиться. Стянула платье окончательно и предстала в одном только кружевном белье.
– Неплохо, – произнёс он.
Я опасалась, что сейчас он прикажет мне раздеваться целиком. Но с этим он не спешил.
Налюбовавшись мной, хозяин отступил ещё на шаг, а потом жестом велел пройти ближе к кровати, вглубь комнаты. Я повиновалась, не смея поворачиваться спиной.
Мистер Калленберг взял с кровати стек – чёрный, сравнительно короткий, с широким кончиком – и надел петлю на руку. Я завороженно глядела на движения его пальцев и на эту штуку, которую он явно взял не для красоты.
– На колени, – спокойно велел хозяин, поводя стеком из стороны в сторону.
Я не удержалась и вздрогнула, а потом умоляюще поглядела в его глаза. Они не внушали ужаса, потому что в них не было гнева или свирепости. Было только пламя – приглушённое, как свет в комнате, но от этого не менее яркое. Что скрывалось за этим пламенем? Что таили эти глаза? К чему мне следовало быть готовой?
– Ты опоздала сегодня. И должна быть наказана.
Понимая, что ни на какое снисхождение рассчитывать нельзя, я стала медленно опускаться на пол. Ковёр мягко облегал кожу – стоять оказалось совершенно не больно. Фигура хозяина теперь возвышалась надо мной. Даже спинка кровати казалась гораздо выше, чем была до этого.
– Ты будешь наказана, – всё так же спокойно сказал мистер Калленберг, как будто говорил о какой-то досадной мелочи вроде разбитой тарелки.
Почти сразу после этого я почувствовала, как вокруг моих запястий одна за другой обвиваются мягкие, но очень прочные шёлковые верёвки. Их на удивление быстро, искусно закрепили на моих запястьях. То же самое проделали со щиколотками, а верёвки где-то зафиксировали. Я оказалась прикована к своему месту, со слегка расставленными ногами. Путы для рук потянулись в сторону кровати, но двигаться я больше не могла – пришлось наклоняться.
