Я сидела в лодке напротив мистера Эшфорда, который из-за жары снял пиджак и галстук. Когда он закатал до локтей рукава и расстегнул ворот белой льняной рубашки, я залилась краской, не имевшей ничего общего с летним зноем.
— Я должен вам признаться, — произнес мистер Эшфорд, укрепив мокрые весла вертикально и позволив крохотному суденышку беспечно плыть по течению.
— Признаться? — лениво повторила я.
Моя соломенная шляпка была отброшена в сторону, а лицо — подставлено восхитительному теплу безоблачного голубого неба.
— Я привел вас сюда в попытке создать наилучшую из возможных оправ той новости, что я намерен сообщить.
— Неужели?
По его хрипловатому голосу неясно было, трепетать мне или тревожиться.
— Какой новости?
— Утром я получил письмо от Изабеллы. Ее батюшка два дня назад вернулся из путешествия. Она наконец выразила желание выйти за мистера Веллингтона и представила отцу означенного джентльмена.
Я выпрямилась, вся внимание.
— И? Что дальше?
— А то, что… я не стану в точности повторять за ней, перескажу своими словами… ее батюшка нашел мистера Веллингтона весьма приятным, хоть и испытал немалое расстройство, что дочь осмелилась пойти против его выбора, и неловкость оттого, что рушится столь давняя клятва. Не устояв пред восторгами юношеской любви, он даровал свое согласие на брак.
Я засмеялась смехом чистой радости.
— Не припомню, чтобы я когда-либо так радовалась помолвке, в особенности между двумя людьми, которых почти не знаю.
Мистер Эшфорд широко улыбнулся в ответ, но затем посерьезнел и со вздохом покачал головой.
— Вы не представляете, какое облегчение я испытал, освободившись от угрозы, что нависала надо мной всю сознательную жизнь.
— Вся эта история служит подтверждением нелепости и старомодности подобных браков. Как может кому-то хватить мужества и дерзости решить, будто два человека подходят друг другу и заключить союз между ними без их согласия? Это лежит за пределами моего понимания!
[50]
— Полностью с вами согласен. Мне остается лишь надеяться, что мой отец окажется не менее благодушен, чем мистер Черчилль. Я считаю дни до его приезда.
— Когда он ожидается?
— В начале следующей недели, если верить его последнему письму.
Он коснулся моей щеки и нежно посмотрел на меня.
— Милая Джейн, вы знаете, что я скажу в первую очередь, когда увижу отца?
— «Как съездили, батюшка?» — насмешливо предположила я.
— Я скажу ему, что влюблен в лучшую женщину на земле и намерен на ней жениться.
Мягкий толчок сотряс мое тело, и я подумала, что это, должно быть, сердце разрывается от радости, но тут же поняла, что просто наше суденышко ткнулось в берег да так там и осталось, в тени плакучей ивы. Мистер Эшфорд покинул свое место и устроился рядом со мной.
— Джейн! Я только что понял, чего не хватает в вашей книге.
— Моей книге?
Книга была последним, о чем я думала в тот миг. Его бедро и плечо рядом с моими, близость его лица заставляли мое сердце колотиться слишком быстро, а мысли — разлетаться по ветру.
— В самом конце. Там нет поцелуя.
— Нет поцелуя?
— Именно.
Его голос был совершенно серьезен, но глаза смотрели нежно и шутливо.
— Элинор получает своего Эдварда. Марианна утешается добрым полковником Брэндоном. Но между обеими парами нет словесных признаний, нет каких-либо проявлений страсти и нет поцелуя. Довольно серьезный промах для романа о любви, как по-вашему?
— Я предпочитаю писать лишь о том, что знаю сама, — ответила я. — А мое знакомство с данным предметом во время сочинения романа было довольно поверхностным.
— Нам следует исправить положение, — заявил он и в уединении будуара из листвы коснулся моих губ своими.
Мы нескоро заговорили вновь.
— Итак, можно ли ожидать, — хрипло произнес он через какое-то время, — что в вашей следующей книге будет больше страсти и проявлений телесного притяжения между героем и героиней?
— Вряд ли.
— Почему же?
— Кое-что, — тихо ответила я, — лучше оставлять воображению.
Глава 25
Первого октября, когда мы наслаждались чудесным ужином с мистером Эшфордом, Генри и сестрами, неожиданно внесли бутылку дорогого вина, и дворецкий Генри начал разливать напиток по бокалам.
— Я захватил бутылку лучшего своего красного, — пояснил мистер Эшфорд, — поскольку нам необходимо произнести тост.
— Тост? — с удивлением переспросила я, гадая, не решился ли мистер Эшфорд открыть тайну нашей помолвки, не дожидаясь возвращения отца.
— Именно. Нам надо отпраздновать важное событие.
Генри заговорщицки улыбнулся мистеру Эшфорду.
— Очень важное событие, — подтвердил мистер Эшфорд.
— Которое, полагаю, представляет огромный интерес для всех собравшихся, — добавил Генри.
— Момент, достойный французского шампанского, — сказал мистер Эшфорд, — но как я ни старался, его не удалось раздобыть ни за какие деньги.
[51]
— Ах! Вы только посмотрите на них! — с досадой воскликнула Элиза. — Совсем как двое мальчишек, которые лопаются от желания выдать секрет. Ну же, мужчины! Что происходит? Где вы прохлаждались весь день?
— Где мы прохлаждались? — повторил Генри. — Что ж, мы прохлаждались в Уайтхолле.
— Но что вы делали в Уайтхолле? — спросила я.
— Навещали кабинеты Военной библиотеки, — ответил мистер Эшфорд.
— О боже! — Элиза со скукой закатила глаза. — Прошу, не говорите мне, что весь этот шум из-за нового клиента, которого ты, Генри, отыскал для своего банка в армии, или во флоте, или в парламенте.
— Холодно, моя дорогая, — улыбнулся Генри. — Вперед, Эшфорд. Это ваша работа. Вы и скажите.
— Томас Эджертон из Военной библиотеки — старый друг моей семьи. — Мистер Эшфорд глянул на меня. — Две недели назад я отнес ему вашу книгу, Джейн.
— Мою книгу? Но зачем? К чему библиотеке неопубликованная рукопись? В особенности Военной библиотеке?
— Потому что она вдобавок и издательский дом… — начал мистер Эшфорд.
