Кошмары прошлой ночью были не такими яркими, как обычно, и без конкретики. Вместо этого они оставили после себя след – красный, красный и еще раз красный.
Цвета начинают исчезать, и в голову приходит первая за утро сознательная мысль: Джордану бы понравился Зак.
Я не знаю, откуда она взялась. Это глупо. Не только для меня, для Зака. Я могу сказать, что пока мы стояли там, на улице, и ждали машину, между нами что-то произошло, но это не имеет значения. Мне все равно. Вот что я повторяла себе снова и снова вчера вечером по дороге домой: мне все равно.
А теперь эта мысль, прямиком из моего предательского мозга.
Беру свой телефон, чтобы посмотреть, что ж сейчас за рань безбожная, и в этот момент приходит сообщение от Зака. Роняю телефон обратно на кровать, как будто обожглась. Он что, экстрасенс? Закрываю глаза руками, но, когда выглядываю через несколько минут, сообщение все еще там. Оно не исчезло волшебным образом, что весьма грубо с его стороны.
Зараза.
Секунду спустя рядом с именем Зака появляется (2). Еще одно сообщение. Ситуация выходит из-под контроля. Чтобы телефон больше не гудел, я их читаю.
В первом Зак спрашивает, что я делаю сегодня вечером, а во втором извиняется, что так рано послал первое.
Я вздыхаю, захожу в инстаграм и вижу, что Зак отправил мне запрос. Боже. Да он сегодня утром повсюду.
В моем аккаунте мало что есть – я удалила все глупые фотографии, которые выкладывала последние пару лет, когда мы с Хим и Майлзом тусили вместе, оставив на память только несколько фото Люси за барабанами и Джордана с гитарой.
Ничего не могу с собой поделать – принимаю запрос, а затем нажимаю на имя Зака и обнаруживаю, что его страница открытая (кто сейчас не закрывает свою страницу? Очевидно, извращенцы, знаменитости и Зак).
За последнее время он выложил не очень много фотографий, но когда я прокручиваю ленту вниз и вижу его прошлогодние посты, то мне кажется, будто я попала на страницу совершенно другого человека. Фотографии, где он с Мэттом; на концерте Конора, зависает с группой; с той девушкой, которую я видела вместе с группой, – Зак целует ее в щеку и корчит рожицы. (Простите? А она вообще кто?) На всех них он… счастлив. В его улыбке нет грусти, как сейчас. Грусти, которую большинство людей не заметят, но я узнаю, потому что видела ее в зеркале на своем лице.
Черт побери. Теперь мне жалко этого парня. Это действительно не вина Зака, что его мама такая сволочь. Он не заслуживает всеобщей ненависти. Несправедливо, что ему приходится выдерживать подобное, пока меня все жалеют.
Падаю обратно на подушку и вздыхаю, затем возвращаюсь к его сообщению и набираю ответ.
Забери меня в 8 вечера.
Секунды не проходит, как появляется пузырь с ответом. А парень не слишком-то терпеливый.
Круто!!))
Я могла бы обойтись без восклицательных знаков и смайликов. Это точно не кончится ничем хорошим, но когда я делала что-то, что хорошо заканчивалось?
Увидимся позже. Не опаздывай.
Ровно в восемь часов, когда я натягиваю джинсы, раздается звонок в дверь. Сегодня я не покидала комнату больше чем на десять минут.
Большую часть дня мы переписывались с Люси, я рассказывала ей о моем свидании… или несвидании… или как еще эту хрень назвать. Подруга, как и ожидалось, пришла в восторг. «А я знала, что все получится! Чур, назовете в честь меня своего первенца». На что я ответила: «Тебе бы к врачу хорошему сходить». Ну серьезно.
Я выхожу из своей спальни, чтобы открыть дверь, но моя мама успевает первой. Черт побери, черт побери. Я не думала, что она еще дома.
Спускаюсь по лестнице и обнаруживаю ее в коридоре, где она мило беседует с Заком. Меня посещает странное ощущение дежавю.
Когда мама слышит меня за спиной, то поворачивается и вопросительно поднимает брови. Я знаю, о чем она думает. Почти год меня не навещал никто, кроме Люси. Желудок словно падает в какую-то дыру. Это плохая идея.
До того, как все случилось, до прошлого года все было бы иначе. Джордан стоял бы здесь, ухмыляясь над моей нервозностью. Мы бы час до приезда Зака перемывали ему кости, просматривая его социальные сети и подробно обсуждая каждую фотографию. Мама была бы внизу, готовила ужин, потягивала бокал вина, возможно, слушала музыку. Так было вначале, когда только появился Майлз. Но несколько месяцев спустя Джордан стал ненавидеть Майлза, ненавидеть то, кем я становилась рядом с ним, ненавидеть, что я так много пью и теряю себя. Дело дошло до того, что каждый раз, когда Майлз собирался прийти, Джордан запирался в своей комнате, бросая на меня еще один печальный взгляд. Он понял, что со мной происходит, раньше, чем я. Я не хотела признавать, что Майлз для меня плохая компания – что нам плохо вместе, – потому что впервые у меня была своя собственная жизнь, собственные друзья, собственное пространство. Я проигнорировала все сигналы, проигнорировала взгляды Джордана, комментарии Люси и свой собственный чертов здравый смысл. Пока не стало слишком поздно.
Я смотрю в глаза стоящей у двери маме, такой маленькой, сгорбленной, как будто она забыла, как стоять прямо, и та улыбается мне с грустными глазами. Ее взгляд пронзает меня до глубины души. Как будто она говорит: «Посмотри на себя, идешь дальше, гуляешь, заводишь друзей». И я знаю, что у Джордана уже никогда не будет ничего, и хочу свернуться в комок и никогда не разжиматься.
Я собираюсь сказать Заку, что передумала, что не могу пойти, но тут на его лице появляется широкая улыбка. И что-то в ней заставляет меня почувствовать, что он видит меня, а не злую, испорченную девушку или искаженное отражение моего мертвого брата. Так что, хотя я этого и не заслуживаю, в конечном итоге оказываюсь в его машине.
– Твоя мама вроде милая, – говорит Зак нервно. И нашел же, что сказать. Мне приходится сдерживаться, чтобы не сорваться на него и не нагрубить прямо с порога. Он не знает. Он не знает. Я повторяю это снова и снова.
Видимо, я очень долго молчу, потому что, когда мне удается вынырнуть из своей головы, Зак смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица. Мы все еще стоим возле моего дома.
Я поднимаю бровь и спрашиваю:
– Что? – получается резко, как щелчок хлыста.
Он колеблется, прежде чем ответить.
– Ты в порядке?
– Да. Я в порядке. – Скрещиваю руки на груди и ворчу: – Почему мы до сих пор здесь? Будем торчать перед моим домом всю ночь?
Он стучит пальцами по рулевому колесу.
– Нет. Конечно, нет… – Колеблется, прежде чем продолжить: – Ты на минутку отвлеклась. Я пытался тебе что-то сказать, но ты как будто меня даже не услышала.
Закатываю глаза.
– Я в порядке. Боже. Можно мы уже поедем? – Чего этот парень от меня хочет? Вчера вечером в книжном магазине я произвела на него неправильное впечатление. Я не собираюсь делиться своими глубокими, темными мыслями даже с друзьями, которых знаю много лет, не говоря уже о мальчиках, которых знаю примерно минуту. В смысле, успокойся, парень. Тот факт, что ты спас меня от пары панических приступов – спасибо, конечно, – не означает, будто я тебе что-то должна. Я не обязана впускать тебя в свою больную психику. Это не какая-то сказка, где ты прискачешь на белом коне и все исправишь. Я слишком глубоко влезла в это дерьмо, и мне не десять лет. Я знаю, что сказки – чушь собачья.
