Она была теплом, шелком — всем, чего он когда-либо желал. И она хотела его с той же самой насущной потребностью, с какой он хотел ее. Он смотрел, как свет от камина играл на ее теле, лаская впадинки и задерживаясь на мягких линиях ее изящного тела. Он наблюдал, как его тело то входило, то покидало ее, и эта эротическая картина только усиливала его удовольствие. Он склонил свою голову к кончикам ее грудей, в то время как его руки ласкали ее тонкую талию и плоский живот. И все это время его бедра двигались медленно, лениво, наращивая жар между ними, пока они оба еще раз не сгорели в пламени наслаждения. Ему хотелось, чтобы эти неторопливые, глубокие и довольно легкие движения длились вечность. Ему хотелось провести жизнь здесь, в безопасном раю ее тела, где чудеса действительно случались.
— Люциан, — пробормотала она с придушенным изумлением, лаская руками его плечи, успокаивая его.
Он был нежен с ней, любил ее, дарил ей удовольствие, но в тоже время она чувствовала, как он пристально наблюдает за ней, чего-то ожидая. Ожидая ее обвинения. Она уловила эту его мысль прежде, чем он смог скорректировать ее, и сразу же подняла голову и нашла своими губами его рот, желая стереть его страх насчет ее неудовольствия. Люциан не должен думать, что причинил ей боль, и что она никогда не сможет простить ему этого. Все, что произошло между ними, было красивым и правильным. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Как он мог думать иначе? Как он мог обвинять себя, когда обращался с ней так нежно и осторожно?
— Я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне отвращение, ангел, — наклонив голову, он поцеловал ее уязвимое горло, — я просмотрел твои воспоминания, твое сердце и душу, и не нашел там следов ненависти — даже к твоим самым худшим врагам. Это единственная вещь, которая дает мне надежду.
Джексон обхватила руками его голову, когда он начал двигаться более агрессивно, более сильными, быстрыми толчками. Ее тело, казалось, подхватило ритм его, поднимаясь навстречу ему, так, что она могла более глубоко ощущать его в себе, ощущать его частью ее самой. Ей было нужно чувствовать его рядом с собой, когда огненный шторм охватывал все ее тело, когда пламя перескакивало с него на нее и обратно, становясь все сильнее и сильнее, жестоким пожарищем проносясь по их телам, пока наконец не разорвалось на тысячи фрагментов, угольками осыпавшись на них.
Люциан перевернулся, захватив ее с собой, так, что она оказалась сверху. Отблески от камина танцевали на их телах, тогда как воздух, казалось, охлаждал их тела. Он откинул ее волосы, которые золотым водопадом рассыпались вокруг ее лица, и посмотрел ей в лицо.
— Знаешь, ты — моя, — заявил он.
Ее тело определенно это знало. Она чувствовала его каждой клеточкой, живого, живущего в ней. Джексон улыбнулась, лаская руками твердые мускулы его груди.
— Ты ведь злился на меня за то, что я вышла наружу?
— Честное слово, я не думаю, что когда-нибудь смогу рассердиться на тебя, — задумчиво промолвил он, — ты моя жизнь. Мое чудо. Я боялся за тебя, а к таким чувствам я не привык. Я никогда не знал страха. Я охотился и уничтожал, сотни раз вступал в сражения, но никогда не испытывал такой эмоции. Теперь же знаю, и это мне очень не нравится.
Его рука все еще лежала на ее волосах, лаская их, запутываясь в них, его пальцы, совершенно случайно найдя ее затылок, начали массировать его.
— Это заложено в твоей природе — защищать остальных. Ты совершенно не такая, какой я тебя себе представлял, как только узнал о твоем существовании.
Джексон приподняла голову.
— Действительно? И какой же ты меня себе представлял?
Он улыбнулся, глядя в ее темные глаза.
— У меня такое чувство, что из-за своего ответа я попаду в беду. Поэтому лучше промолчу.
— Э-э, нет, ты этого не сделаешь. Ты все мне расскажешь об этой чудо-женщине, — для большего убеждения она ударила его в грудь.
— Женщины моей расы высокие и элегантные с длинными черными волосами и темными глазами. Они бы никогда не отправились на охоту за вампиром, вурдалаком или даже сумасшедшим, особенно когда их Спутник жизни попросил их остаться в определенном месте. И прежде чем ты начнешь считать их зашуганными, скажу тебе, что эти женщины так поступают, поскольку полностью уверены в способностях своих Спутников жизни защитить их. Ты же сломя голову бросаешься навстречу опасности, твоя первая мысль о моей безопасности, а не о своей. Я — самый могущественный охотник, которого когда-либо знала наша раса, тем не менее, ты думаешь о том, чтобы спасти меня от простого упыря, — он улыбнулся и, потянувшись, поцеловал морщинку на ее лице. — Я не жалуюсь, ангел. Я просто констатирую факт, к пониманию которого я пришел.
— Высокие? Элегантные? Что ты имеешь в виду? Что ты подразумеваешь под словом «элегантные»? Тот факт, что я небольшого роста, не означает, что я не могу быть элегантной. Я ношу джинсы, потому что люблю их, и они удобные. Длинные черные волосы может быть и красивы на твой взгляд, но и в светлых волосах нет ничего плохого. Или в коротких волосах. За ними очень удобно ухаживать, — негодующе высказалась она.
Его рука скользила в ее волосах. Он любил ее волосы, шелковистые дикие пряди, разлетающиеся во всех направлениях. Люциан обнаружил, что улыбается безо всякой причины. Джексон было все равно, что женщины его расы могут оставаться в безопасности жилища, пока мужчины охотятся. Ее взволновало, что он описал их как высоких и элегантных с длинными темными волосами. Он обнаружил, что это довольно забавно. Джексон была Джексон, маленькой пороховой бочкой, готовой спасти весь мир. Никто не сможет изменить этого, и менее всего ее собственный Спутник жизни. Ее следует принимать такой, какая она есть.
Решение Люциана сделать ее карпаткой обуславливалось его знанием ее натуры. Это был единственный путь защитить ее от нее самой. Он будет спать тогда, когда будет спать она, он всегда будет знать о малейшем ее движении. Он будет находиться в ней, с ней, если что-нибудь или кто-нибудь будет угрожать ей. Это был единственный оставшийся ему путь, если он хотел позволить ей оставаться тем, кто она есть, хотя его решение вполне может заставить ее презирать его.
— Что не так, Люциан? Ты сожалеешь, что занялся со мной любовью? — неожиданно Джексон стало неуютно. Она не была достаточно опытной, чтобы знать, доставила она ему удовольствие или нет. Она думала, что да, но вполне может статься, что и нет. Он был таким страстным. Возможно, она не смогла удовлетворить его голод. В конце концов, он принадлежал к совершенно иному виду.
— Как я могу когда-либо пожалеть, что сделал то, о чем мечтал больше всего на свете? К твоему сведению, ангел, до конца этой ночи я намереваюсь еще не раз заняться с тобой любовью. И никто и никогда больше не сможет удовлетворить меня. Для меня есть только ты. Других женщин нет. И не будет. Я не хочу ни высокую, ни элегантную, ни с длинными черными волосами. Я полюбил твои короткие светлые волосы и небольшое, но такое совершенное тело. Тебе нелегко будет отделаться от меня.
