Люциан выступил из тумана, его тело снова стало твердым. За стеклянной дверцей душевой кабинки он смог четко разглядеть Джексон. Она стояла, прислонив лоб к стене, а вода лилась на ее голову и сбегала вниз по спине. Она выглядела красивой, бледной и хрупкой. От ее вида перехватывало дух. Молчаливо он ступил в ванну и потянулся к ней, своими сильными руками притягивая ее к своей груди, не давая возможности запротестовать.
— Мне невыносим вид твоих слез, любимая. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, и я это сделаю. Все. Ты единственная, кто в этом мире имеет для меня значение, — его руки обхватили ее лицо, поднимая ее голову. Наклонившись, он ощутил вкус ее слез. У него внутри все ныло, а сердце сжималось от физической боли.
Джексон ощутила его реакцию на свои слезы и поняла, что она была неподдельной. Ее печаль огорчала его. Его губы скользили по ее, туда и сюда, в нежной, убедительной ласке. Она сразу же почувствовала ответную реакцию своего тела, то, как ритм ее сердца подстроился под ритм его, то, как кровь начала нагреваться, требовать. Что вызвало новый поток слез. Она хотела его, хотела быть с ним. Люциан обнимал ее так бережно, так нежно. Он был невероятно сильным, но, тем не менее, с ней он был так осторожен, так ласков. Она любила в нем это, любила то, как он нуждается в ней, как страстно жаждал ее, как хотел только ее. Но она не хотела желать его. Она не хотела желать вообще кого-либо.
— Я хочу, чтобы ты желала меня, — прошептал Люциан, читая ее мысли, — я хочу, чтобы ты узнала меня так, как я знаю тебя.
Его губы блуждали по ее шее, нежному горлу.
— Я знаю о тебе все, и я безумно влюблен в тебя. Хотя «любовь» не достаточно сильное слово, чтобы выразить все то, что я чувствую к тебе. Потрать время, чтобы узнать меня, Джексон. Попытайся ради меня, ангел. Просто попытайся.
Его рот создавал мир полный тепла и цветов, место, где существовали только они вдвоем. Его руки двигались по ее телу с изысканной заботой.
— Я сейчас такая же, как и ты? — едва слышно прошептала Джексон в его грудь.
Его пальцы легли на ее затылок, прошлись по ее волосам, их прикосновение было властным.
— Ты — карпатка, милая, обладающая всеми способностями нашего народа. Земля взывает к нам, ветер, дождь, небеса над головой. Это прекрасный мир. Мы можем бегать с волками, летать с хищными птицами, плавать в реке с рыбами, если только захотим. Я покажу тебе чудеса, никогда не виденные человеческим взглядом. Ты сможешь делать невероятные вещи, не будешь знать ничего кроме радости.
Она позволила ему поцелуями убрать слезы с ее лица, позволила его голоду стать ее. То, что произошло, было безумием, но это больше не имело для нее никакого значения. Она не могла изменить того, что было. Ей не отменить того, что он сделал. И она не могла ненавидеть его за это. Джексон хотелось затеряться в темной страсти, которую только он мог ей дать. Она хотела, чтобы он желал ее так отчаянно, чтобы она никогда не столкнулась с тем, чем стала.
Ее руки скользили по ее телу, очерчивая каждую мышцу. Люциан обхватил ее голову своими руками так, что она еще ближе придвинулась к нему, а ее рот заскользил по его влажной коже, ловя языком крошечные капельки воды. Его тело напряглось от невыносимой боли, требуя удовлетворения насущных потребностей, хотя все, чего он хотел: успокоить ее, сказать, как сильно он ее любит, чтобы она не осуждала его. Ему хотелось держать ее в своих объятиях, хотелось позволить ей выплакаться, если ей это было необходимо, чтобы принять то, что произошло с ней.
— Ты здесь не для того, чтобы удовлетворять мои желания, ангел. Это я должен удовлетворять твои. Позволь мне поддержать тебя. Задай мне вопросы.
Ничем не прикрытый ужас на краткий миг промелькнул в ее глазах, прежде чем затеряться в знойном пламени абсолютной чувственности. Теперь ее руки двигались по его бокам, лаская его ягодицы, изучая его бедра.
— Я хочу почувствовать себя живой, Люциан. Хочу почувствовать, что у меня есть немного власти. Немного контроля над моим собственным миром. Я просто хочу чувствовать, — ее руки нашли твердое, мощное свидетельство его желания, слегка прошлись по нему ногтями, получая удовольствие от изучения его формы и строения.
Голова Люциана откинулась, глаза закрылись. Даже испытывая явный экстаз от ее пальцев, ласкающих его так интимно, он полностью сливался своим сознанием с ее, выискивая ее самую большую потребность, ее самое большое желание. Отбросив реальность, она сосредоточила все свои мысли на нем: как она любила находиться рядом с ним, как ей нравилось смотреть на его глаза, меняющие цвет от льдисто-холодного до расплавленного тепла, чувствовать, как напряжено его тело, хотя он продолжает оставаться таким невероятно нежным. Ее мысли владели его дыханием, его сердцем. Она восхищалась его храбростью, желала забрать прочь мрачность его былого существования, и она была решительно настроена не позволить никому причинить ему вред. Ей хотелось, чтобы он жил в мире, чтобы ему больше не приходилось уничтожать ужасных созданий, которые свободно разгуливали по их миру. Ей хотелось доставить ему удовольствие, и она беспокоилась о своей неопытности.
Воздух вырвался из его легких, когда ее рот — шелковистое, влажное тепло — сомкнулся вокруг него. Она могла читать его эротические фантазии, могла чувствовать то, что делала с ним. Джексон потерялась в своей новообретенной силе, и Люциан отреагировал нарастающим желанием, страстной, сильной жаждой. Его зубы сжались. Девушка поймала ритм его бедер, упиваясь тем, как беспомощно он двигался. Время перестало существовать. Реальность была отброшена. Джексон исчезла, а на ее месте оказалась сирена, соблазнительница, проверяющая свою способность лишить его самообладания.
Люциан стиснул в своих руках ее волосы и заставил ее подняться, впиваясь в ее рот. Она потерлась об него, ее груди мучили его, руки ласкали и воспламеняли. Он проложил огненную дорожку от ее горла до кремовой возвышенности груди. Его ладонь нашла тугие светлые завитки в месте соединения ее бедер и проникла в них, ища влажное, радушное тепло. Его пальцы вошли внутрь, чтобы проверить ее готовность, и он почувствовал, как разгоряченный бархат сжался вокруг него, показывая, что в ней пылает такая же страсть, как и в нем. Ее дыхание вырвалось с придыханием.
— Поторопись, Люциан!
Ее приглушенный крик послал волну острого удовольствия по его телу. Она действительно желала его, никто другой не был создан для нее. Он был ее истинным Спутником жизни, и ее тело взывало к нему. Он хотел всю ее. Ее сознание и сердце точно так же, как ее тело и душу. Ее мысли были заполнены горячей, нестерпимой жаждой его.
Мужчина обхватил руками ее тонкую талию, поднял ее и опустил на себя, словно совершенные ножны для меча. Раздался тихий вскрик — его или ее? Ни один из них не знал, кто был Люцианом, кто был Джексон. Она была тугой и идеальной, он заполнял ее полностью, удерживая в своих сильных объятиях. Своими руками Джексон обвила его шею, вплотную прижимаясь к нему, кожа к коже, сердце к сердцу. Девушка закрыла глаза и позволила красоте их единения унести ее прочь, пока она не закружилась в пространстве, свободно паря вместе с Люцианом, желая, чтобы это длилось вечность. Чтобы они были только вдвоем в своем собственном мире эротических фантазий.
