– Когда улетаешь? – поинтересовался контрабандист, раскуривая трубку. – Сегодня?
– Задержусь на пару дней, – небрежно ответил Бабарский, запирая ящик и пряча ключ в карман жилетки. Обратным движением он достал часы и щелчком откинул крышку.
– Опаздываешь?
– Совсем нет.
– Почему решил задержаться?
– Хочу оглядеться, может, присмотреть какое-нибудь дельце.
– Ищешь товар на обратную дорогу? – догадался Пернатый.
– И это тоже, – Бабарский кашлянул, когда его достиг ароматный дым, но делать собеседнику замечание не стал.
«А на «Амуше», – отметил про себя Крачин, – ИХ принялся бы ныть о своих слабых легких в тот самый миг, когда увидел трубку…»
– Но при этом ты готов поработать? – уточнил Пернатый.
– Я открыт для предложений, – кивнул Бабарский. – В Виллемгофе есть что-нибудь интересное?
– Что тебя интересует? Ювелирка?
– Если бы на Тердане существовала толковая ювелирка, я бы не тащил камни через весь Герметикон.
– Тут ты прав, – признал Пернатый. – Ювелирка на Тердане дрянь. А вот полиция работает великолепно, поэтому гастролеры Виллемгоф не любят.
– Я уже здесь, – прохладно напомнил ИХ. – И я сам решу, бояться мне местной полиции или нет.
– По-прежнему крутой? – прищурился контрабандист.
– Стал еще круче.
– Я дам знать, если в ближайшуюие пару дней появится интересное дело.
– Договорились!
Контрабанда была лишь одной сферой интересов Пернатого, в действительности собеседник Бабарского считался одним из лидеров терданского криминального мира, знал многих нужных людей, был прекрасно осведомлен о происходящих в Карусели и всем Виллемгофе событиях, то есть – весьма полезным для расследования человеком. Поэтому ИХ не стал жадничать и продал сапфиры по очень привлекательной цене: Бабарский не сомневался, что ему еще придется обратиться к уголовнику за консультацией, советом или помощью.
///
Виллемгоф изначально строился как столица Тердана, еще при проектировании задумывался самым большим городом планеты и, разумеется, не мог не стать сферопортом. И стал им, несмотря на то что специалисты Астрологического флота долго уговаривали местные власти установить Сферу Шкуровича даже не в Виллемгофе, а вообще на другом континенте.
Но все получилось так, как хотели терданы.
Виллемгоф остался столицей мира, благодаря сферопорту стал вести прибыльную межзвездную торговлю, и однажды в его черте появился район с веселым названием Карусель. Внешне он ничем не отличался от небогатых соседних кварталов: те же высокие, в четыре-шесть этажей, кирпичные дома, не очень чистые улицы, не самые дружелюбные обитатели, но в действительности все было хуже, чем на первый взгляд, – вся власть в районе принадлежала Омуту, межзвездному криминальному сообществу, зарабатывающему полновесные цехины самыми грязными способами.
Крачин такие районы недолюбливал, а Бабарский чувствовал себя в них как рыба в воде. В результате, тщательно все взвесив, обсудив и проведя голосование, они одним голосом против одного решили снять жилье именно в Карусели. В качестве компенсации Аксель потребовал приличную квартиру, и они поселились в «Полной чаше»: чистое белье без насекомых, хороший завтрак, скидка в соседнем доме терпимости. Комнаты в «Полной чаше» были достаточно большими, мебель хоть и старая, но крепкая, а в двух ближайших трактирах сносно готовили. Все эти обстоятельства несколько примирили Крачина с действительностью, однако очередная махинация Бабарского, точнее, продолжение анданийской махинации, правда, к счастью, без стрельбы, испортила Акселю настроение.
– Зачем все это было нужно? – спросил Крачин после того, как они припрятали ящик с золотом в надежном месте и неспешно возвращались в «Полную чашу».
– Ты действительно не понял? – удивился ИХ.
– Нет.
– Пернатый меня вспомнил, однако работали мы с ним давно, с тех пор он прилично поднялся и мог решить, что я недостоин уважения. А это плохо для нашего расследования. Зато сейчас у нас установились комфортные рабочие отношения. Мы понимаем друг друга и более того: Пернатый ощущает к нам некую приязнь.
– Это еще почему?
– Потому что я предложил ему невозможно выгодную сделку, – объяснил Бабарский. – Анданские сапфиры высоко ценятся на Тердане, и я позволил ему заработать на них больше обычного. Намного больше.
– Он тебе не должен.
– Естественно, нет, – кивнул Бабарский. – Но лохом он меня не считает. Пернатый прекрасно понял, что я не за красивые глаза сделал ему подарок, и готов к следующей встрече, на которой будет относиться к моим словам куда внимательнее, чем если бы я не позволил ему заработать пару лишних цехинов. Это психология, Аксель, неужели вас ничему не учили в Химмельсгартне?
– Учили, учили, – протянул Крачин, обдумывая ответ Бабарского и не находя в нем ничего, к чему можно было бы прицепиться. – А почему мы не отправились вместе с Дюкри?
– А почему ты не спросил об этом мессера?
– Я спрашивал.
– И он тебе ответил, что большую семью легче вычислить, не так ли?
– Да, – подтвердил Аксель.
– Тогда к чему лишние вопросы? Ты ведь понимаешь, что от бессмысленных разговоров нагрузка на мои барабанные перепонки возрастает, а они давно не те, что прежде…
– У тебя вроде бы ухудшилось зрение, – припомнил Крачин.
– И оно тоже, – не стал отрицать Бабарский. – Я рассыпаюсь на глазах, становлюсь обузой, и поэтому мессер разделил отряд на две части. Мы будем вести расследование по-своему, они – по-своему, и кому-то обязательно повезет.
– А если никому не повезет?
– Тогда приедет мессер и предложит терданам рассказать обо всем по-хорошему.
– Ты шутишь?
– Естественно! – рассмеялся ИХ. – Может, мессер и не пойдет сразу к терданам, однако он обязательно что-нибудь придумает, но перед этим спросит, почему мы ничего не придумали, а я до сих пор ни разу не не слышал от мессера этот вопрос и слушать не собираюсь. Тебе не кажется, что к вечеру ветер усилился?
– Надень шарф, – предложил Аксель.
– Может, зайдем, пропустим по стаканчику согревающего? – осведомился ИХ, останавливаясь и разглядывая вывеску ближайшей таверны.
– Почему нет?
Несмотря на то что его комната в «Полной чаше» была большой и просторной, а белье – чистым и свежим, возвращаться в нее так рано Крачину не хотелось.
⁂
– События на Фархе заставили меня пересмотреть отношение к огневой мощи «Амуша», – произнес Помпилио, внимательно разглядывая снующих вокруг рабочих и нижних чинов команды. – Мы были совершенно беззащитны перед орудиями Рубаки.
