– Мы вроде никогда вам не отказывали…
– Мне нужны опережающие услуги! – громыхнул Онисим и стукнул кулаком по столу. – Вы должны сдавать всех потенциально опасных для государства преступников. А вы этого не делаете.
Бандиты вновь переглянулись.
– Мы по-прежнему не понимаем…
– Кто ограбил музей?
– Не мы, – выдохнул Кайл.
А Кеннет припомнил ночной визит галанита и отметил, что «гнездо разворошили» знатно, если разбираться с ограблением явился лично Купер.
– Понимаю, что не вы, – медленно и жестко произнес Онисим. – Рискни вы ограбить главный музей планеты, вы бы уже ехали на каторгу. Меня интересует, кто это сделал?
– Вы не поверите, синьор Купер, но мы ищем, – очень вежливо произнес Кеннет.
– Мы сразу поняли, что вы к нам придете, – почтительно добавил Кайл.
– С чего вдруг? – удивился Онисим.
– По той причине, которую вы только что озвучили, синьор Купер, – ответил старший сын Нуланда. – Мы знали, как вы отреагируете на ограбление главного музея планеты, и как только услышали об этом, подняли на ноги всю Карусель.
– И у нас уже есть зацепка, – похвалился Кайл.
– Приятно слышать, – на губах Купера появилось нечто вроде улыбки. Затем он жестом разрешил бандитам усесться и велел: – Выкладывайте!
– Вчера днем, то есть незадолго до ограбления, в одну из наших алхимических лабораторий вломились неизвестные. Сначала они хотели арендовать лабораторию на несколько часов, а когда наши отказали – избили их и занялись приготовлением смесей.
– Готовились к ограблению, – прищурился Купер.
– Мы тоже так подумали.
– Но почему грабители просто не купили нужные смеси в Карусели?
– Потому что в этом случае мы бы уже их взяли и сдали вам, – пожал плечами Кеннет. – Видимо, они понимали, на какое дело идут.
– Логично, – Купер побарабанил по столу пальцами. – Местные?
– Инопланетники.
– Акцент?
– Наши не поняли какой.
– Описание?
– Мы подготовили, – Кайл протянул Онисиму два густо исписанных листка.
– Неплохо, – на этот раз на губах Купера точно появилась улыбка, и сыновья Нуланда поняли, что буря прошла стороной. – Что-нибудь еще?
Бандиты вновь переглянулись, пытаясь понять, о чем не успели рассказать, затем Кеннет сообразил, что Купер намекает на «опережающие услуги», припомнил что-нибудь необычное, случившееся за последние дни, и сообщил:
– Какой-то контрабандист предлагает цеппель с двумя астрингами.
Несколько секунд до Онисима доходил смысл послания, а затем он небрежно, не желая, чтобы уголовники почувствовали его интерес, осведомился:
– В смысле, привез астринг на продажу?
– Нет, – покачал головой Кеннет. – Это именно цеппель с двумя астрингами.
– Только второй не работает, – добавил Кайл.
– Что значит «не работает»?
– Контрабандист сказал, что его люди не могут его запустить.
– Ах, вот как…
И в этот момент Онисим Купер во второй раз в жизни поверил в судьбу. Точнее, в то, что она ему благоволит. В первый это приключилось после унизительной выволочки, которую он получил от начальника полиции за то, что осмелился закрыть игорный дом, которому тот покровительствовал. Тогда Онисим думал, что его карьере конец, но вечером его пригласили на беседу к Аристотелю, и на следующее утро новый заместитель генерального прокурора уволил начальника полиции, завел против него дело и отправил на каторгу. Нынешнее чудо тоже случилось после позора: сначала скандальное ограбление, а после, словно извиняясь, судьба подбрасывает ему царский подарок.
– Вы видели этот цеппель? – поинтересовался Онисим.
– И его, и оба астринга, – подтвердил Кеннет.
– Своими собственными глазами, – добавил Кайл.
– Заберите его… любым способом, – Онисим резко поднялся, заставив уголовников сделать то же самое. – И доставьте в «Абергоф». Военных я предупрежу… Все понятно?
– Разумеется, – хором ответили уголовники.
– Жду, – бросил Купер и, не прощаясь, вышел из комнаты.
⁂
А вот теперь Фелди и в самом деле стал походить на бродягу или спившегося работягу, каких полным-полно в прилегающих к Карусели трущобах. С одной стороны, это было ему на руку, поскольку и галаниты, и терданы вряд ли станут обращать внимание на бездомного алкоголика. С другой – Фелди был себе отвратителен: опухшее лицо покрыто синяками и ссадинами, пиджак и брюки порваны, сорочка в грязи и крови, которую Патрик замаскировал грязью, и воняет так, словно ей давно пора в стирку… Впрочем, не в стирку, а в помойное ведро. Но сменить сорочку и уж тем более костюм Фелди не мог, поскольку бандиты не оставили ему даже самой мелкой монеты, забрав из карманов абсолютно все.
Вот и получалось: денег нет, надежд нет, перспектив нет…
Ничего нет.
И, не будь он так сильно оглушен во время драки, Фелди, возможно, покончил бы с собой. Но легкое сотрясение, нанесенное тяжелыми башмаками уголовников, помутило его сознание, заставив подчиняться инстинктам, а инстинкты потребовали убраться с проклятой улицы Каменщиков, умыться в реке, кое-как почистить одежду и отправиться в благотворительную ночлежку. Она открылась в девять вечера, и Патрик, просидевший под дверью больше шести часов, оказался первым посетителем. Переночевал, не рискнув снимать ни обувь, ни пиджак, утром получил кусок хлеба и миску супа – благотворительный завтрак ничем не отличался от благотворительного ужина, и вышел на улицу.
Совершенно не представляя, что делать дальше.
Фелди отдохнул, шум в голове больше не глушил сознание, то есть не спасал от депрессивных мыслей. Которые грубо требовали от предателя покориться судьбе.
«Ты снова проиграл. Ты никому не нужен. Твоя последняя надежда лопнула, и все, на что ты можешь рассчитывать, – это мучения и смерть. Избавь себя от мучений».
В какие-то мгновения желание спрыгнуть с моста или крыши накатывало так сильно, что Фелди принимался поглядывать на многоэтажные дома и лишь огромным усилием воли заставлял себя продолжать путь.
Потому что решил обязательно побывать дома.
Побывать в родном дворе – гулком четырехугольном «колодце», пахнущем простой едой и дешевым пивом, посмотреть на булочную, в витрине которой по-прежнему выставлена аппетитнейшая сдоба, посмотреть на тетушку Терезу, толстую хозяйку кондитерской, посмотреть на газетчика Бобби… Посмотреть, почувствовать подступивший к горлу ком, вытереть грязным рукавом выступившие на глазах слезы и прошептать:
– Каким дураком я был, что поверил Огнеделу. Я все потерял. Я все-все-все потерял…
