Пока я все это говорил, он стоял на коленях и внимательно слушал. А когда я закончил, он спросил:
– Ты все еще собираешься убить меня?
Я немного подумал и честно ответил:
– Ни о чем другом я сейчас думать не могу.
– Можно я сначала расскажу тебе, кто я такой? – спросил он.
– Если я выслушаю тебя, ты пообещаешь мне замолчать, чтобы я услышал, как твоя голова шмякнется об стенку?
Немного подумав, хлюпик сказал:
– Договорились.
– Так как тебя зовут? – спросил я.
– Пэлис. Пэлис Ничтожный, двадцати двух лет от роду, сын и самое большое разочарование короля Греггора и королевы Йесы. Признан слабым телом и духом, поэтому по королевскому указу мне было отказано в праве первородства, а наследником престола стал мой трехлетний брат Дергот, который, как выяснилось, вчера остался без присмотра и случайно выпал из окна спустя два часа после смерти короля.
Хлюпик снова начал кашлять, и я подумал, будет ли кашлять его голова, уже отделенная от тела. Чуть погодя он отдышался и продолжил:
– Три года с того дня, как отцу удалось вытащить из утробы моей мачехи нового сына, он держал меня запертым в башне, без тепла и практически без еды, пил я лишь ту воду, что стекала по стенам сквозь прохудившуюся крышу. Он ждал, пока я сам околею, потому что ему не понравились мои слова. Но отец боялся, что святые проклянут его, если он посмеет пролить королевскую кровь.
Ты не первый человек, чью жизнь разрушил король Греггор. Говоришь, что горе твое больше моего, и я принимаю это. Хочешь, чтобы его правление забыли? Отвечаю тебе: я с тобой. Я провел каждый день своей жизни, мечтая – нет, не просто мечтая, а планируя – избавить мир от невежественной руки моего отца. Хочешь разрушить его королевство? Тогда еще раз повторю, я с тобой!
«Я с тобой». Впервые в жизни кто-то хотел последовать за мной, и это сказал король. Я размышлял о его словах и о том, что же мне делать дальше; что-то даже ответил ему, но не помню, что именно, потому что в этот миг мне в спину вонзилась стрела.
* * *
Я очнулся от непривычного звука и сперва подумал, что это шьет моя матушка. Обычно она штопала крепкой большой иглой и суровой ниткой: игла мягко протыкала ткань, и тут же следом шелестела нить. Меня захватили воспоминания, но даже сквозь туман в голове я понял, что матушка моя несколько лет как умерла. А сейчас мне двадцать один, и я попытался убить короля.
– Можешь открыть глаза, – послышался женский голос. Я послушался и увидел пожилую женщину, сидевшую у моей постели; она вышивала золотом по синему.
– Я вас уже и раньше видел, – сказал я.
Она кивнула, не отрываясь от работы.
– В домике у Южной дороги. Мы… закопали голову в вашем саду…
Она хмыкнула.
– Лучше не вспоминать об этом.
Я огляделся. Комната походила на ту, в которой я пытался убить короля. Вернее, это была именно та самая комната.
– Я в его комнате, – удивленно сообщил я старухе.
– Слуги сказали, что он не позволил переносить тебя. Боялся, что ты не выживешь с такими ранами.
– Арбалетный болт. Попал мне в спину, – глупо сказал я.
– Болт? Святые угодники, сынок, когда тебя нашли, в тебе была по крайней мере дюжина кровоточащих загнивших ран. Думаю, ты выжил лишь для того, чтобы все узнали, с каким богом ты заключил сделку.
Со Смертью. Любовь покинула меня, поэтому я заключил сделку со Смертью.
– Ты портниха? – спросил я.
Она наморщила нос.
– Портнихами называют тех, кто делает платье, сынок. Я – Швея. Последняя настоящая Швея.
Я подумал, что невежливо будет, если я скажу, что в каждом городе мира есть как минимум дюжина швей.
– Пусть будет швея. А что ты здесь делаешь? – спросил я.
Она даже не взглянула на меня.
– Хорошая Швея знает, куда ведет нить. После того как ты ушел, я долго думала и решила, что мое искусство может понадобиться здесь.
– Неужели у короля нет своих швей?
Она поглядела на меня как на идиота. Что весьма справедливо, как я полагаю.
– Я же сказала тебе, сынок: кроме меня, Швей не осталось. К тому же никто больше не знает, как сделать то, над чем я тружусь.
– И что это?
Кто-то постучал в дверь; я подумал, что старуха ответит, но она продолжила работу. Спустя миг стук повторился.
– Это твоя опочивальня, – крикнула старуха. – Какого еще разрешения ты, черт возьми, ждешь?
Дверь открылась, и в комнату вошел тот самый хлюпик – король, как я понял.
– Ах, если бы все мои подданные проявляли ко мне такое же почтение, – весело сказал он. – Большинство их тех, кого я встречал, мечтают меня убить.
Он умылся и принял ванну и теперь казался больше похожим на короля. Похоже, его даже слегка откормили. От этой мысли я окончательно проснулся.
– Сколько я пролежал без сознания? – спросил я.
– Ты находился между жизнью и смертью двенадцать дней, – ответил король.
– Двенадцать дней? Как же так?
Он кашлянул, подошел и сел на край постели: я был поражен его неучтивостью, но вовремя вспомнил, что вообще-то это его постель.
– Ты находился в объятиях Смерти, помнишь? Только святые знают, сколько дней ты провел без сна и еды.
Разговор начал меня раздражать, и я понял, что с головой у меня еще до сих пор не всё в порядке.
– Почему же я не умер от голода, если был без сознания целых двенадцать дней?
– Лучше не спрашивай, – предупредила Швея. – Отвратительное зрелище. Палки и трубки из ткани.
Король пропустил ее слова мимо ушей.
– Не беспокойся, мой странный друг. О тебе заботились как нельзя лучше.
Швея хмыкнула, но король продолжил:
– Я сам ухаживал за тобой с помощью королевских лекарей. Трудно в такое поверить.
– Ты ухаживал за мной? Мыл раны и менял простыни?
– И подтирал задницу, – веско добавила Швея.
– Что ж, – сказал король. – Это лишь справедливо. В конце концов, мой человек выстрелил тебе в спину, так что все по-честному. Знаешь ли, в мире должна царить справедливость.
В мире должна царить справедливость. Я расхохотался, думая обо всем, что произошло, всё смеялся и смеялся, а затем вдруг смех превратился во что-то другое: я принялся всхлипывать, из глаз хлынули слезы – клянусь, я бы мог утонуть в них, потому что никак не мог остановиться.
Король шепнул что-то на ухо Швее, она встала и вышла из комнаты, а он сделал нечто очень странное. Наклонился и взял меня обеими руками за голову, как поступала Алина, когда хотела, чтобы я ее выслушал, – как она сделала в тот день.
