– До Уоррелтона четыре дня пути, Фалькио, – или два верхом на гривоносце, – говорил король.
Нам с ним очень нравилась одна книга, в которой рассказывалось о мальчике, выучившем язык лошадей фей и отправившемся на бой с рыцарями, которые держали в плену его мать. «Дан’ха ват фаллату, – говорил мальчик на лошадином языке. – Мы из одного табуна».
– А что случилось с другими? – спросил я, не в силах отвести глаз от безумной твари, запертой в клетке.
Она вздохнула.
– Боюсь, что мой эксперимент не удался. Представь себе: двадцать животных, и лишь одно из них хоть немного соответствует моим ожиданиям. Нужно себе признаться, никудышное вложение денег.
– Почему? Почему, во имя всех богов и святых, вы взяли такую красоту и…
– И что? И извратила ее? А какая польза от гривоносцев, которые носятся по степям, Фалькио? Зачем они нужны? Все твари существуют ради того, чтобы служить, в том числе и крестьяне, и ты. Какая польза от животного, если оно не пашет, не дает молока и мяса, если рыцарь не может его оседлать, чтобы отправиться на войну?
– Двадцать, – сказал я, и у меня перехватило горло. – Двадцать лошадей фей, и вы их всех уничтожили…
– Я объезжала их, как обычных лошадей, но они не подчинялись. Я жгла их. Отрезала от них куски плоти. Травила, избивала их до полусмерти, душила веревками, выкалывала глаза. Но ничего не смогла от них добиться.
– Кого вы собирались сделать из них, используя подобные методы?
Она, похоже, искренне удивилась моему вопросу.
– Боевых коней, разумеется. Только представь себе отряд рыцарей, который скачет на битву на этих зверюгах. Кто бы посмел остановить их? Знаешь ли ты, что шкура этих тварей настолько толстая, что их можно осыпать целым градом стрел и они все равно не умрут? Просто будут скакать до тех пор, пока стрела сама собой не отвалится и раны не затянутся. Честно говоря, убить их настолько сложно, что я даже задумалась, стоит ли прилагать такие усилия.
– Что там свисает с потолка? – ужаснувшись, спросил я.
– А, заметил. То, что мне помогло. Видишь ли, наш гривоносец – кобыла. Мы ее искусственным образом осеменили. Эти звери способны скрещиваться и, видимо, поэтому до сих пор еще не вымерли. Когда она ожеребилась и была еще слаба – наверное, это единственный момент, когда они слабы, – мои люди вошли к ней в клетку. Они забрали жеребенка и замучили его до смерти. После четвертого или пятого раза она наконец-то поняла, в чем ее предназначение – убивать. Жаль, что потребовалось так много времени, чтобы до нее дошло. Кроме того, нам так и не удалось заставить ее слушаться, а не просто разрывать в клочья все, до чего она способна дотянуться. Мне нужно еще немного времени, только и всего.
Она рассказала об этом так буднично, как люди обсуждают с соседями погоду. Я оглянулся на стражников, стоявших у дверей, на Уфа. Как они могут просто так стоять, вместо того чтобы выхватить клинок и убить ее? Как они могут терпеть все это?
– Ты же не собираешься разрыдаться? – спросила Патриана, заметив слезы на моих щеках. – Вообще-то мы еще не закончили.
– Зачем вы мне это показали? – спросил я. – Почему просто не оставили меня гнить в камере или не убили меня?
– Потому что в душе я учитель, – утешающим голосом сказала она. – Я хочу, чтобы ты выучил урок и понял.
– Святые угодники и боги, что понял? Что вы чудовище?
– Нет, Фалькио. Понял, что я права.
– Вы безумны.
Она покачала головой.
– Ты же не слепой. Неужели ты не умнее этой твари, сидящей в клетке? Погляди на нее! Неужели ты этого не понимаешь?
Она подошла ко мне и встала лицом к лицу. Я почувствовал, как Уф сжал свою лапищу на моей шее, напоминая, что мне даже пытаться не стоит.
– Твой драгоценный король Пэлис ничем от нас не отличался. Он нуждался в оружии и поэтому выбрал тебя. Отобрал тебя и остальных, научил в соответствии со своими нуждами, а затем использовал против своих врагов.
– Вы сравниваете построение судебной системы, которая защищает права людей, с созданием монстра, который не умеет ничего другого, кроме как раздирать в клочья и убивать?
– Да! – сказала она. – Суть одна. У людей нет прав, Фалькио, кроме тех, что дозволены их законными владельцами, их господами. Пэлис такой же, как и прочая знать, хотя ему нравилось делать вид, что он другой. Король получал удовольствие, наблюдая за радостью черни. И чем он отличался от герцога, использующего холопов по своему усмотрению? В конце концов, у Пэлиса была власть, и с ее помощью он менял мир на свой лад. Но он слишком далеко зашел, Фалькио. Монархи всегда понимали, что мы обладаем высшей властью в наших собственных владениях, но Пэлис решил это изменить. Он нарушил естественные законы этой страны, Фалькио. Твой король был тираном!
Я уронил голову и, упершись взглядом в землю, сказал:
– Он хотел, чтобы люди были свободными, вот и все. Он хотел…
– Он хотел, чтобы его любили, – прошептала она мне на ухо. – Вот и все. Жалкие потуги юнца, немощного умом и телом и не предназначенного для царствования. Несчастный случай отнял жизнь у его брата Дергота, законного наследника. Если бы эта глупая стерва Йеса не поставила его на подоконник, он был бы еще жив. Вряд ли Греггор мог поступить глупее, чем когда женился в первый раз, но и с Йесой он очень сильно просчитался.
– Зачем вы рассказываете мне все это, герцогиня? Вы расчетливая злодейка, но далеко не тщеславны. Если я настолько бесполезен, то почему я здесь? Почему вы сочли важным показать мне то, каким образом замучали гривоносца?
Она взяла меня рукой за подбородок.
– Да потому, мой милый мальчик, что я хотела доказать тебе: это возможно. Ты бы не поверил мне на слово, так ведь? Кроме того, это поможет в моем новом эксперименте.
– Что еще за новый эксперимент? – слабым голосом спросил я.
Она улыбнулась и нежно поцеловала меня в щеку.
– Это ты, Фалькио валь Монд.
Я едва не рассмеялся.
– Я?
– Не думай, что твоя жизнь ничего не стоит, Фалькио. Для меня ты почти что драгоценен. Понимаешь, я искренне считаю, что меня ты ненавидишь больше всех остальных людей в мире.
– В этом я с вами согласен, ваша светлость.
– Поэтому мне есть чему у тебя поучиться, Фалькио валь Монд. Превращая тебя из плащеносца в мое собственное любящее существо, я многое узнаю о том, как дрессировать людей и делать их полезными. Именно этим я и занимаюсь, Фалькио: делаю ненужное полезным.
– Вы творите чудовищ, – сказал я.
– Называй как хочешь. Но не заблуждайся на мой счет: делаю я это очень хорошо.
– С дочерью у вас все-таки не вышло. Она, может, и глупа, но в ней нет вашей подлости.
Патриана засмеялась.
