– Вот, пусть сгорят дотла. Как глупые мечтания старой женщины.
Патриана бросила свитки, и лишь потом я заметил, что в левой руке она держала порошок.
– Беги, Алина! – закричал я, и девочка бросилась бежать, когда герцогиня бросила порошок в огонь.
Произошел взрыв, и в следующий миг нас окутал темно-красный дым. Рассеялся он так же быстро, как и появился.
Алина добралась уже до выхода из пещеры, находясь далеко от границы дымного облака.
– Беги! – крикнул я. – Приведи Кеста или Брасти.
Повернулся к герцогине – она была уже мертва. Я закашлял от пыли и дыма, наполнивших легкие, и понял, что тоже уже покойник.
* * *
Странно, но до Рижу меня ни разу не травили, а с тех пор уже три раза. В прошлом я получил множество порезов, ушибов и ран, в меня попадали стрелы, меня избивали и, само собой, пытали, многократно пронзали клинком, но никогда не травили.
А теперь я не мог избавиться от этой дряни.
Я лежал, привалившись спиной к стене пещеры. У меня онемели пальцы, постепенно я переставал чувствовать руки и ноги и думал о том, что произойдет, когда яд дойдет до сердца.
Отсутствие ощущений даже было приятным. Я не осознавал, как много боли накопилось в моих конечностях за последние несколько недель – чего уж там, за последние годы. Думал, почему это все произошло. Герцогиня и ее заговор… Это я как раз таки понимал, потому что все знают, что такое безумие и жажда власти, подкрепленная алчностью, но остальное скрывалось в тумане. Наверное, так обычно и бывает. Только поэты и менестрели видят всю книгу истории – жизнь людей вроде меня занимает в ней лишь пару строк, и даже их мы не до конца понимаем.
Я слышал, как вернулась Алина, приведя с собой Кеста и Брасти. Валиана тоже пришла с ними.
– Боги, что с ним случилось? Фалькио, ты ранен? – спросил Брасти.
– Практически нет, – улыбаясь, ответил я.
Они встал на колени рядом со мной, и я полагаю, что порошок герцогини каким-то образом изменил цвет моего лица, потому что он спросил:
– Яд?
Я кивнул. Или думал, что кивнул. Точней сказать уже не мог. Такая легкость в голове образовалась.
Валиана присела с другой стороны, и Брасти схватил ее за руку.
– Что нам делать? Как помочь ему?
Она грустно посмотрела на меня, а потом сказала:
– Я не знаю. Думаю, это нита. Моя мать, то есть герцогиня, иногда использовала ее против своих врагов. Никто не выжил. Действует быстро, но безболезненно.
Я уже не владел лицом, но почувствовал, как что-то капнуло мне на щеку. Глаза Брасти наполнились слезами.
– Боги, дружище, только не начинай, – тихо попросил я. – Мы так заработаем себе отвратительную репутацию, если, странствуя по стране, будем все время плакать.
– Фалькио?
– Здравствуй, моя безымянная подруга. Ты еще не придумала, как нам тебя называть?
– Мне так жаль…
– Не надо, – сказал я, едва ворочая языком. – Ни о чем не надо жалеть. Просто стань кем-то. Кем-то значимым.
Она поглядела на меня стеснительно и неуверенно.
– А в Пертине есть женский вариант имени Фалькио? – спросила она.
– По-моему, «Фалькио» и так звучит по-бабски, – задумчиво сказал Брасти, не в силах удержаться от шутки, и я понял, что не все так плохо.
– Нет, – прохрипел я. – Но мне нравится «Валиана». Хорошее имя.
– Оно не мое.
– Так прими его. Сделай своим.
Она посмотрела на меня глазами, полными слез.
– Я знаю, что делает этот яд, – сказала Валиана. – И знаю, что я не так уж важна, поэтому много времени не займу…
– Прекрати, – сказал я. – Стань важной. Если… Если я дам тебе имя, ты его примешь?
Она утерла слезы.
– Приму все, что вы мне дадите: я ничего не имею, а то, что мне давали раньше, больше не мое.
Я набрал побольше воздуха, потому что хотел сказать так, как надо.
– Тебе не обязательно быть жертвой чужих интриг. Ты – плащеносец. И можешь стать… – Я искал слово и вдруг понял, что все эти годы не мог его найти. Даже король не смог мне этого дать.
– Ты можешь стать моим ответом, Валиана валь Монд, – тихо сказал я. Что-то мокрое скользнуло по щеке, и я догадался, что теперь это мои слезы.
Она положила руку мне на грудь и произнесла:
– Меня зовут Валиана валь Монд, я – плащеносец. Дочь Фалькио валь Монда, его ответ миру.
А потом она ушла. Брасти поцеловал меня в лоб, и я хотел съязвить по этому поводу, но ничего не вышло.
Ощущение было такое, словно я всплываю со дна озера, и глаза мои видят и подводный мир, и небеса. Я видел вершину холма, но не такого, как у меня на родине, а зеленого, плодородного и без этих проклятых голубых цветов. Там стоял человек, и мне удалось его разглядеть во всех подробностях: это был мой король, он что-то говорил мне, но слова разобрать не получилось.
А еще я видел девочку, Алину, которая склонилась надо мной в пещере; здесь я уже не видел настолько четко, как в том прозрачном мире, но слышал, как она плачет.
Я собрался с силами и сказал:
– Улыбнись для меня. Лишь раз.
Наверное, она подумала, что я пытаюсь ободрить ее, но на самом деле я лишь хотел еще раз увидеть эту чертову улыбку.
И она улыбнулась.
И тут я все понял. Целиком. Уничтожение ее семьи, таинственные чароиты короля, непонятные слова Швеи и, более всего, ее имя.
Возможно, те из нас, чьи жизни занимают лишь пару строк в книге истории, в конце концов все-таки понимают, что все это значит?
Я снова увидел короля, но так и не услышал его. Кто-то стоял рядом с ним: думаю, что Пэлис хотел нас познакомить. Вторая фигура вдруг стала четче – это была она. Теперь она казалась совсем другой – возможно, потому, что я уже плохо помнил ее. Пэлис поклялся, что однажды приведет ее ко мне, мою прекрасную, милую жену Алину, и он исполнил клятву. Король назвал ее именем свою дочь, и теперь она смотрела на меня с досадой. Я думал, слышат ли мертвые, когда мы говорим с ними, слышала ли она все те глупости, которые я ей наговорил в бреду, пока шел убивать короля. Если это так, мне придется объясняться с ней.
Прозрачный мир начал отдаляться от меня, но я боролся. «Проклятье, я столько всего сделал для святых и богов, что вы просто обязаны дать мне еще немного времени», – думал я.
– Кест, – прохрипел я и увидел, как он преклоняет колено передо мной. Лицо его все еще было красным от крови, и раны выглядели ужасно.
– Фалькио, – тихо сказал он.
– Выглядишь ужасно, – выпалил я, зная, что какой-то бог или святой сейчас возмущается, с какой это стати предоставлять мне еще несколько минут, если я собираюсь грубить, но мне было безразлично. – Девочка, – прошептал я. – Это она – королевский самоцвет. Его чароит.
