В телефоне повисла тягостная пауза.
— Как ты сказала? — переспросил Бушман в замешательстве.
— Азимов умер, Боря, — повторила она, и ее вдруг затрясло. — Как сказать Диме? Я не знаю… Я боюсь…
— Когда это случилось? — задушенным голосом уточнил Борис.
— С час назад. Инфаркт. Я вызвала «скорую», его увезли в больницу, но так и не смогли реанимировать…
Еще помолчали. Наконец Люська решилась:
— Ну ладно, передай ему телефон… Надо все-таки сказать.
Мучительно потянулись секунды — сколько их было? Две, три, пять? Затем она услышала в трубке веселый Димин голос.
— Да, Люсь, привет! Я как раз собирался тебе звонить…
— Дима, Азимов умер, — сразу же выпалила Люська. И снова ее оглушило ледяным молчанием. Она ровным голосом повторила те же подробности: сердце… «скорая»… больница… Дима все еще молчал.
— Ты слышишь меня? — испугалась Люська. Ей почудилось, что Дима, чего доброго, мог от волнения потерять сознание, или еще что-нибудь похуже.
— Да, — отозвался он тихо. — Я… вылетаю первым же самолетом.
Заснуть в ту ночь Люське так и не удалось.
Телефон Азимова разрывался от звонков. Она не отвечала. Да и что она могла сказать? Только два варианта: «Нет, это не Юрий Васильевич, он умер» или «Да, это правда». В конце концов она вовсе отключила звук мобильного, но уснуть по-прежнему не получалось. Она вдруг начала дико мерзнуть. Встала, проверила батареи — горячие… Однако ее колотило, как в ознобе. Люська достала из шкафа второе теплое одеяло, накинула поверх своего. Но руки и ноги ее по-прежнему были холодны, как лед. Разыскав в одном из ящиков шерстяные носки, Люська натянула их и снова нырнула в постель, пытаясь согреть пространство под одеялом своим дыханием.
Пустота в голове не рассеивалась, она по-прежнему не могла связно размышлять о смерти продюсера. Сердце словно тоже застыло, Люська даже заплакать не могла, хотя всегда искренне считала себя ревой.
Промаявшись до тех пор, пока в окно робко не начали пробиваться предвестники зари, Люська сдалась. Она пошла в кухню и принялась варить себе кофе. В ее положении, конечно, не стоило злоупотреблять этим напитком, но отказать себе в удовольствии выпить чашечку хорошего кофе раз в день она так и не смогла.
Стоя у окна с обжигающей чашкой в руках, она смотрела на простирающийся перед ней московский пейзаж. Над крышами многоэтажек полыхало рассветное зарево, неожиданно яркое для февраля. Люська отхлебывала ароматный напиток и все смотрела, смотрела, смотрела на эту картину…
Внезапно резкий звонок в дверь разорвал абсолютную тишину этого утра. Люська вздрогнула, и кофе выплеснулся из чашки прямо ей на пижаму — хорошо еще, что сама не обожглась…
«Наверное, Дима прилетел!» — подумала она и понеслась открывать.
За дверью обнаружился здоровенный бугай двухметрового роста, с бычьей шеей, коротко стриженый и суровый, типичный «браток».
— Ключи давай, — рявкнул он, не утруждая себя приветствием.
— Какие ключи? — ошеломленно переспросила Люська, невольно отступая под его напором. На секунду ей даже показалось, что это ограбление.
— Дуру-то из себя не строй, — отозвался тот, — ключи от квартиры!
— Где деньги лежат? — уточнила Люська. Конечно, время для шуток было неподходящим, и детина явно не оценил ее юмора. Возможно, он даже не понял, что это — цитата из классики отечественной литературы. Но фраза эта вырвалась у нее машинально, вероятно, как средство самозащиты.
Лицо незваного гостя побагровело, даже уши налились ярко-малиновым цветом.
— А ты какого хрена деньги в чужом кармане считаешь? — заорал он. — Тебя это касается, стерва? Ты-то тут при чем?
— Игорь, Игорь!.. — послышалось сверху. Люська перевела взгляд туда и увидела, что по лестнице торопливо спускается Светлана Азимова.
— Прекрати, — сказала она предостерегающе, обращаясь к этому самому бугаю. — Людмила не домработница, она — невеста Димы Ангела. Здравствуйте, Люда, — повернулась она к Люське, молча наблюдающей за происходящим. — Вы не обижайтесь на Игоря… Это мой старший брат, — добавила она.
Люська кивнула, но не стала говорить вежливое «очень приятно», потому что приятно ей совершенно не было. Тем более, что этот Игорь продолжал смотреть на нее, набычившись, и даже буркнул что-то вроде: «Невеста… Много вас таких, невест!.. А квартиру все равно нужно проверить».
Она сходила за ключами от квартиры продюсера и его мобильным телефоном, передала все это Светлане лично в руки и рискнула спросить:
— Как вы?
Та лишь покачала головой и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, губы затряслись.
— Держитесь, — сказала Люська робко и погладила ее по руке. Светлана смахнула набежавшие слезы и снова храбро улыбнулась ей. Люське было ее очень жаль. Даже удивительно, что у этой нежной, хрупкой и беззащитной Светланы есть такой братец-хам.
Закрыв за визитерами дверь, Люська вернулась в кухню. Уже окончательно рассвело, и тревожное зарево больше не плавало над крышами домов. Начинался обыкновенный хмурый день бесконечной зимы…
В дверь снова позвонили.
«Игорь явился предъявлять мне претензии по поводу состояния квартиры, что ли?» — с неудовольствием подумала она и поплелась открывать. Забиться бы в свою раковину, как улитка, и не видеть, не слышать сейчас никого…
На пороге стоял Дима.
Люська втайне боялась их встречи, боялась самых первых неловких мгновений — что говорить, как утешать? Вообще никогда не знала, как вести себя в подобных ситуациях. Однако, взглянув в его покрасневшие глаза, она поняла, что слова не понадобятся. Шагнув вперед, она крепко обняла Диму и прижалась лицом к его груди. Он затрясся в рыданиях, судорожно вцепившись в ее плечи и бормоча что-то неразборчивое:
— Люсь, как же так?.. Что я теперь буду делать?.. Как я буду жить без него?..
Она гладила его по волосам, шептала какие-то успокаивающие слова и неожиданно поняла, что тоже плачет. Словно прорвало плотину — слезы хлынули нескончаемым потоком, и Димино пальто, к которому она припала лицом, моментально промокло насквозь.
Не размыкая объятий, они опустились на пол и долго еще сидели в прихожей, прижавшись друг к другу и безутешно рыдая, оплакивая человека, которого больше не было в живых.
Прощание с Азимовым прошло в Доме Кино. Люська плохо помнила последовательность событий того печального дня, поскольку все ее мысли и стремления были направлены на одно — не дать Диме сорваться. На него было больно смотреть, Люська понимала, что он держится буквально на автопилоте. Он постоянно плакал, даже не мог связно поддерживать разговор. Люська держала его за руку, не отпуская ни на мгновение, боясь оставить одного. Да он и сам стискивал ее пальцы так крепко, что ей было больно, но она терпела…
