Он тратил все ремо со своего счета на поездки к родным и друзьям, которых знал по предыдущей жизни. Гостил у них неделями, предаваясь пьянству и чревоугодию. «Это ли не рай? – говорил он себе. – Воистину это даже получше, чем перспектива порхать целыми днями на облаках с арфой в руках, распевая аллилуйю».
Однако по прошествии нескольких месяцев безделья он почувствовал, что впадает в депрессию. Пьяные пирушки его больше не радовали, время тянулось невыносимо долго.
И он стал задумываться о работе.
– Найти работу чрезвычайно трудно, – сказала Мирослава, когда в один из холодных и ветреных дней в самом начале весны она затащила Ингви в картинную галерею. – Ты же видел, что почти всё за людей делают роботы. Очереди из желающих работать хотя бы один-единственный день в неделю на какой угодно должности исчисляются миллионами людей! Люди ждут по двадцать-тридцать лет. Может, тебе попробовать себя в творчестве? Вот посмотри. – Они остановились возле одного из полотен. – Разве не прекрасно? Ты бы не хотел научиться рисовать так же?
Ингви грустно помотал головой.
Ему нужна была работа. И не просто работа. Раз уж профессия воина на Ремотусе не востребована, то найти применение своим качествам ему оставалось только в одном ремесле…
– Полицейский? – удивилась Мирослава. – Ну, в принципе, как только пройдет год с момента твоего воскрешения, ты станешь гражданином Ремотуса и автоматически получишь право работать где угодно. Хоть в той же полиции. Только, боюсь, очередь из желающих там не короче, чем в любом другом месте.
– А как тебе самой удалось получить работу так быстро? – подумал вдруг Ингви. – Ведь ты живешь на Ремотусе меньше шести лет, но уже работаешь физиком в лаборатории в Москве, да еще периодически летаешь в этот свой Институт в Риме!
Ингви с подозрением посмотрел на нее. Что-то она недоговаривает.
– Ну, вообще-то есть одна возможность получить работу побыстрее. Но тебя это вряд ли устроит.
– Какая возможность? – не выдержал Ингви. – Не тяни, выкладывай.
– Хорошо. Ты уже выяснил, как работает Архив-Служба?
– Ты о чем? Я прекрасно помню всё, что сказал мне Голос.
– Ясно, не выяснил, – пробурчала себе под нос Мирослава. – Рассказываю. Им постоянно требуется куча народа для реализации Проекта. Как ты помнишь, в год они к жизни возвращают двести миллионов человек. В день это… Просто раздели на триста шестьдесят пять.
– Я что, похож не математика? – съязвил Ингви. – Но и так понятно, что много.
– Ну так вот. Люди им нужны. На работу они берут кого угодно и без особой очереди.
– Погоди, погоди, – оборвал Ингви. – Во-первых, не кого угодно, а ученых. Во-вторых, зачем мне это? Я тебе про полицию, а ты мне про что?
– Ты лучше не перебивай, а дослушай, – одернула его Мирослава. – Берут кого угодно, но сразу на месяц. То есть чтобы прямо жить у них в здании Архив-Службы. Человек подписывает бумагу, в которой добровольно отказывается практически от всех своих прав сроком на месяц. Затем его каким-то внушением превращают в эдакого послушного биоробота, после чего загружают в мозг все необходимые научные знания. И идеальный сотрудник Архив-Службы готов! На Ремотусе их называют служителями.
Ингви всё еще не понимал, зачем ему Мирослава это рассказывает.
– Затем, – продолжала она, – когда месяц истекает, служителю стирают воспоминания за весь прошедший месяц, освобождают от действия внушителя и выпускают на волю. Со справкой, подтверждающей работу у них в прошедшем месяце. И тот, кто обладает такой справкой, получает на Ремотусе одну-единственную привилегию. Он может один раз устроиться работать куда угодно без очереди.
– И ты была служителем?!
– Ага. Множество людей, которых ты каждый день встречаешь на улице, были. Общество не нашло другого способа обеспечить бесперебойное осуществление Проекта. Завлекать туда людей деньгами – противоречило бы принципу финансового равенства. Ведь каждый должен получать свои сто ремо в день и ни гроша больше. А привилегия в получении работы оказалась чрезвычайно действенным стимулом.
– Выходит, – задумался Ингви, – тот человек, который воскресил меня и беседовал в саду… тот Голос… это может быть кто-то, кого я знаю?
– Теоретически да. Любой, кто имеет справку служителя за тот месяц, когда ты был воскрешен, может быть этим Голосом. Только учти, что тембр голоса всем служителям делают одинаковый. И мужчинам, и женщинам. Кстати… – добавила она, подумав, – не исключено, что даже лица им всем делают одинаковые.
– Лица?!
– Ну, по крайней мере те, что разъезжают по вызовам в этом своем алом фургоне и алых комбинезонах, всегда на одно лицо. И еще… Нельзя устроиться служителем в Архив-Службу конкретного города. Приходишь в ближайшую Архив-Службу, но в какой город Ремотуса они тебя отправят – этого ты так никогда и не узнаешь.
– Но к чему вся эта секретность? – недоумевал Ингви. – Зачем стирать служителям память? Зачем лишать их на тот месяц своей воли? Зачем?
– Насколько я понимаю, с самого начала Архив-Служба была задумана как максимально обезличенная. Отчасти из соображений безопасности. Ну, ты только представь себе, что может натворить служитель, имеющий злой умысел! Что, если вселит мозг не в то тело? Или чего похуже. А отчасти – в этом есть своя философия, как мне кажется. Ты путешествуешь по Ремотусу и в любом его уголке можешь встретить того, кто вернул тебя к жизни. И сам ты, если провел месяц в Архив-Службе, отныне понимаешь, что среди этих тысяч лиц, мелькающих перед тобой в толпе изо дня в день, возможно, есть те, для кого ты сам когда-то был Голосом – сначала в той белой комнате, а потом в саду… Человечество, воскрешающее само себя. Вместо узкой профессиональной касты, возложившей на себя такую миссию.
– И ты совсем-совсем ничего не помнишь?
– Абсолютно. Помню только, как подписывала бумагу. А сразу после этого – как покидаю здание Архив-Службы, уже спустя месяц.
У выхода с выставки огромный, во всю стену, плакат напоминал: «СЕГОДНЯ, 3 МАРТА 2810 ГОДА, ВЫБОРЫ ПРЕЗИДЕНТА КОНФЕДЕРАЦИИ».
Мирослава поднесла правую ладонь к лицу и принялась что-то сосредоточенно обдумывать, смотря на появившийся перед ее глазами экран.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Ингви.
– Голосую. Вот только надо выбрать одного из трех десятков кандидатов. Ладно, пускай будет этот. – Мирослава нажала на какую-то виртуальную кнопку, и экран исчез.
– Это выбирают верховного вождя человечества, который властвует над обеими планетами?
Мирослава улыбнулась.
– Можно и так сказать. Правда, власти у «верховного вождя» никакой нет. Парламент и президент Ремотуса в любом конфликте отстаивают интересы нашей Федерации, а земной парламент и президент – своей. Конфедерация является каким-то символическим образованием. Я до сих пор не понимаю, зачем она вообще нужна.
