За пять минут до полудня Ингви уже стоял перед закрытым проходом в стене.
Рядом с дверью лежала, издавая громкие стоны, пожилая прокаженная женщина. Как рассказал Кнуд, эта поселенка многие месяцы мужественно переносила свои страдания, твердо решив умереть в коммуне. Однако за последнюю неделю она всё же сдалась – и теперь с нетерпением ждала помощи там, снаружи.
– Заходи еще в гости, – предложил Кнуд, когда дверь открылась.
– Да уж теперь лучше ты ко мне, – пошутил Ингви.
Он прекрасно знал, что поселенца, покинувшего коммуну, назад уже не примут.
– Ну, это вряд ли. Даже если Господь обрушит на меня такие страдания, как на эту женщину, – он презрительно смотрел, как полиция забирает прокаженную, – я уж лучше повешусь.
Ингви шагнул наружу.
Обнаружив, что перед ними обычный человек с имплантом, офицеры долго не могли поверить своим глазам.
* * *
Отпраздновать наступление 2812 года было решено совместно с Филиппом и Денисом.
– И я сама сварю на нас всех медовухи! – гордо заявила Мирослава.
В агролаборатории она без труда купила мед, хмель и прочие ингредиенты, а в ретрокаталоге атомного синтезатора заказала оборудование. Такое же точно, как в их новгородской корчме. Правда, для этого пришлось хорошенько освежить память, полазив в Сети по сайтам, посвященным истории кулинарного дела. За семьдесят лет, проведенных в монастыре, варить медовуху ей больше не доводилось.
За час до наступления полуночи все четверо встретились у подножия скал, величественно возвышающихся у границы Южного квартала Москвы. Ингви с Мирославой притащили канистры с медовухой, а Филипп и Денис запаслись фейерверком. Воспользовавшись подъемником, они первым делом заняли себе столик в кафе самообслуживания, построенного на самом краю скалы. Долго пробыть на двадцатиградусном морозе у них вряд ли получилось бы, даже несмотря на теплые шубы и пуховики.
Ровно в полночь небо над Москвой окрасилось во все мыслимые и немыслимые цвета.
Израсходовав свои запасы пиротехники, все четверо побежали согреваться в кафе. Вдоль одной из стен возвышались одинаковые атомные синтезаторы, а всё остальное пространство занимали столики и стулья. Народу было полным-полно. Время от времени люди вставали из-за столиков, брели шатающейся походкой к синтезаторам и возвращались к своим шумным компаниям с едой и напитками.
Филипп отрубился уже через полчаса. Непривыкший к спиртному, он похрапывал, положив косматую голову на стол. Остальные продолжали налегать на медовуху, весело болтая о том о сем.
– Я вот, например, до сих пор не понимаю, – сказала Мирослава, – почему Архив-Служба выбрала такой дорогущий способ воскрешения людей. Кто-нибудь мне может объяснить?
– А ты что, – удивился Денис, – знаешь способ подешевле?
– Естественно, знаю. Все знают.
Мирослава налила себе еще.
– Вы слышали про шимпанзе по имени Рудольф? – Она посмотрела на Дениса, а потом на Ингви.
Ингви покачал головой.
– Это с которого точную копию сделали? – уточнил Денис, тоже доливая себе в стакан.
– Он самый. Ингви, давай тебе поясню, раз ты не в курсе. Этому опыту уже много столетий. Короче, ученые взяли когда-то живого шимпанзе, Рудольфа этого. И синтезировали его «поатомную копию». Так это назвали. То есть сидел себе Рудольф, кушал банан и ничего не подозревал. Глаза у него были завязаны повязкой. Рядом с ним поставили сканирующий аппарат, который мог за мгновение получить исчерпывающую информацию о конфигурации всех атомов в его теле, понимаешь? А в соседней комнате стоял здоровенный шкаф, который мог в последующее мгновение синтезировать на основе этой информации – просто из других атомов – существо с данной конфигурацией.
– Вроде этих шкафов, что ли? – Ингви показал на атомные синтезаторы.
– Да. Только более сложный. В этих синтезаторах, как ты знаешь, ничего живого заказать нельзя. Даже муху. Не то что обезьяну.
– И этот Рудольф… дай, я ему объясню, – встрял Денис, – сидел себе спокойно и жевал банан. Ученые нажали на кнопку, и – опаньки! – в соседней комнате в шкафу появилась обезьяна с повязкой на глазах, жрущая свой банан. Ну, шкаф поскорее открыли, он вылез оттуда. На вид – от Рудольфа не отличить. Сняли у него с глаз повязку. Всех узнаёт, кто с ним из персонала раньше работал. На имя Рудольф отзывается. Помнит абсолютно всё, что Рудольф помнил, и ведет себя совершенно так же.
– А настоящий Рудольф? – спросил Ингви.
– Что настоящий Рудольф? – не понял Денис. – Рудольф сидел по-прежнему возле сканирующего аппарата с повязкой на глазах и с бананом во рту. А что с ним могло произойти? Сканер специально так был сконструирован, чтобы не причинять организму вреда. Вот только почему ты, – он повернулся к Мирославе, – об этом эксперименте заговорила? Ты же сказала, что Архив-Служба могла бы воскрешать людей более дешевым способом, чем это делается. И типа, все этот способ знают. При чем тут вообще изготовление клонов?
– Ну, для начала скажи, – ответила Мирослава, – ты понимаешь, что с человеком такой эксперимент тоже прошел бы без всяких проблем?
Денис даже не задумался.
– Естественно. Его запретили по этическим соображениям. Но не вижу причин, чтобы с человеком не получилось.
– Стойте, стойте, – запротестовал Ингви. – Как это так? Сделать копию человеческого тела – это, предположим, науке под силу. Раз получилось с шимпанзе, то получится и с телом человека. Но как быть с душой?
– Опять ты за свое, – закатил глаза Денис. – Сколько тебе раз уже объяснять, что никакой души у человека нет?
– Погоди, Денис, – вмешалась Мирослава. – Давай не будем тут устраивать религиозных дискуссий, ладно? Раз Ингви верит, что душа в человеке есть, то пускай считает, что с человеком эксперимент не удался бы. Это его право. Но Архив-Служба изначально разрабатывалась учеными. И весь Проект задумывался как научный проект. Согласны?
Денис и Ингви синхронно кивнули.
– Поэтому, – продолжала Мирослава, – можно просто констатировать, что для разработчиков Архив-Службы – что копирование обезьяны, что копирование человека – это одного плана явления. Так?
Оба опять согласились.
– А теперь к твоему вопросу, Денис. Задумайся вот над чем. Почему бы им просто не брать из Архива информацию о мозге – об атомной конфигурации мозга в последний момент жизни человека – и не синтезировать здесь на Ремотусе точную «поатомную копию»? И мозг-копию уже вставлять в выращенное на основе ДНК тело? С точки зрения энергозатрат это на порядок дешевле, чем искривлять пространство-время ради похищения оригинала! Тем более что всё равно приходится синтезировать копию мертвого мозга для подмены. А это дополнительные затраты.
– Ну-у-у, – протянул Денис. – Какое же это будет воскрешение? Я бы сейчас – если бы был таким клоном – ощущал бы себя, безусловно, тем самым Денисом из прошлого. Это понятно. Тут вопросов нет. Но ведь так можно и в кого угодно запихнуть мои воспоминания! И он тоже будет себя ощущать тем самым Денисом из прошлого. Да хоть вообще в андроида запихнуть их! Вопрос-то в другом совсем. А какой от всего этого толк тому Денису, который умер? Ему-то что до того, что создадут клона? Или андроида, считающего себя им? Понимаешь?
