Звучало это так, будто закончить для меня она планировала саму жизнь. Но все, на что меня хватило, – это ободряюще кивнуть Флейте, которой идея пришлась по душе ничуть не больше.
Ее задача – наши друзья. Моя – все остальное.
– Увидимся, Джем, – сказала она, уходя.
– Увидимся, Флей, – сказала я, глядя ей вслед.
Крис обернулся на полпути, не поспевая за прытким Оливием. Он не хотел уходить, явно встревоженный, но цепи Сары не оставляли ему выбора.
«Я смогу гарантировать тебе безопасность, только пока ты рядом».
– Ну что, – улыбнулась я, вновь ощутив прилив гнева. – Продолжим?
Каждый зал аэропорта был обставлен с таким изыском и вкусом, как, пожалуй, в девятнадцатом веке не были обставлены даже дома зажиточных американцев. Сара свезла сюда все, что ей приглянулось: устаревшие игровые автоматы, гравюры, канделябры, свечи с ароматом жвачки, турецкие ковры, искусственные цветы. Жители аэропорта будто не замечали нас: кто-то запаивал протекшую крышу, а кто-то развозил дневную порцию молока на роликах и самокате. Все ходили в том, в чем им было удобнее: в домашнем халате и мягких тапочках или же в блестящем вечернем платье. Это напоминало одновременно и райский уголок, и психиатрическую больницу, и работный дом. Делом здесь был занят каждый. Идеальный порядок, идеальное послушание и идеальные улыбки, которые не сходили с восковых лиц. Это место было самым жутким, что я видела со времен своего пробуждения в Фэрбенксе.
– Раньше этой башни здесь не было, мы сами пристроили ее к аэропорту. Как я и говорила, все мучения того стоили. Лучший вид во всем Анкоридже! Погляди, как горы!
Я поняла, почему Саре так нравится ее комната, лишь когда оказалась внутри. Она была обустроена и под рабочий кабинет, и под спальню, усеянная памятниками искусства. Скульптуры, вазы, картины… И очень много зеркал. Я откинула назад голову: потолок башни был полностью из стекла. Вся комната напоминала игрушечный шар, только без снега; вместо снега здесь были цветы, в основном розы и гортензии в горшках. Но это не шло ни в какое сравнение с гигантским золотым гобеленом над ее постелью. Под ним могло укрыться человек пять, не меньше.
Изображение черноволосой женщины с черничной кожей, вышагивающей по преклоненным человеческим телам как по лестнице. Ее наготу прикрывал лишь пояс из человеческих рук. У нее самой рук было четыре, и каждая из них сложена в особом жесте. Этому полотну было много лет (возможно, даже столетий), но состояние осталось почти идеальным.
– Каларатри, или Кали, – произнесла Сара, и я немедленно вспомнила, что именно так обозвал ее Крис сразу после того, как рухнул практически ниц. – «Черная ночь». Самая жестокая из форм Парвати, жены Шивы. Воплощение богини-матери. Она искореняет невежество и рассеивает тьму. Благословляет и освобождает тех, кто стремится познать истину, как и наш Прайд.
– Вы профессор истории, – вспомнила я.
– Да, я преподавала в Анкоридже, – мечтательно улыбнулась она. – Раньше – в Чикаго. Моя специализация – Древняя Индия. Со временем многое забывается… Но попроси меня процитировать Артхашастру на санскрите, и я процитирую, – Сара задумчиво сощурилась и изрекла нечто, что я не смогла бы повторить, даже спустя годы тренировок. – «Пусть он не причиняет осквернения чистому, подобно отравлению воды ядом, а то может никогда не найтись лекарства для оскверненного».
– Ух ты, – притворно восхитилась я. – Звучало как парсултанг из «Гарри Поттера». Поблизости что, проползал Василиск?
Сара вскинула брови, и я вдруг поняла, что хожу по тонкому льду, рискуя в любой момент напороться на глыбу. Рано или поздно это должно было произойти: Сара обошла стол и села, а весь зеркальный кабинет пришел в движение. По крайней мере, так мне показалось, когда Шон ураганом метнулся в двери. Спустя секунду он подхватил меня за локти и обездвижил. Я вскрикнула и упала животом на стол, скрученная в три погибели.
Сара достала шкатулку из ящика и сдула с нее слой пыли прямо мне в лицо.
– Ну конечно, – чихнула я, шмыгнув носом. – Хваленая безопасность и дружелюбие… И двадцати минут не прошло, как мы наедине остались!
– Т-ш-ш, – Сара прижала палец к губам, и Шон сдавил мои руки сильнее, выбивая из меня не только возможность говорить, но и дышать. – Смотри внимательно!
Пока Шон удерживал меня, она выключила свет и покрутила в руках стеклянный треугольник. Он был исписан сплетениями клевера и архаичного орнамента. Подставив его к окну, Сара словила луч рассветного солнца, и треугольник окрасил комнату: по стенам заплясали тысячи оттенков, красок и силуэтов.
– Это ловец солнца, – прошептала она, крутя треугольник так, чтобы свет продолжал играть, раскрашивая белые стены то в синий, то в гранатовый, то в аметистовый. – Он ловит свет с неба и преображает мир, творя нечто особенное из ничего. – Сара резко опустила стекляшку, и кабинет увяз в сумраке. – Лишь ловец делает истину зримой. Ты как этот ловец солнца, Джейми, поэтому должна помочь мне.
Шон ослабил хватку и отпустил меня. Я прижалась к дверному косяку, настороженно взирая на Сару, бережно убирающую ловец обратно в шкатулку. Шон прирос к единственной двери, загораживая ее.
– Помочь вам? – переспросила я с нервным смешком. – Разве существует что-то, с чем вы не могли бы справиться сами?
Сара подошла к комоду. Погладив резьбу шкатулки, будто ноющие шрамы дерева, она зажевала губы.
– Как думаешь, откуда в Прайде столько людей? И почему именно они?
– Себастьян говорил что-то… – Я попыталась вспомнить, но происходящее мешало сосредоточиться.
Сара задвинула шкатулку в одну из полок и обернулась. Впервые за то время, что я провела с ней наедине, ее щеки горели.
– Мы отбираем лучших. Тех, кто способен работать и приносить пользу. Сначала были лишь я и мой сын. Я не сразу поняла, что умею… Пока мы не нашли Шона. Я умею определять чужие дары, Джейми. Даже среди спящих. Так я отбирала самых полезные. Начала с тех, кто обладал даром к целительству, а после… Мне повстречались твоя сестра и тетя. Вместе мы разбудили бесталанных, зато рукастых; например, инженеров, прежде работающих здесь. Еще военных в отставке, пилотов, фермеров и даже несколько учителей для их детей. Тех, кто отличался даром, я назначила сновидцами. Все вы поистине уникальны! Ни один дар не подобен другому… Лишь за одним исключением.
– Подождите… Тетя? – Я шагнула ближе, и Шон в дверях рефлекторно напрягся, но Сара успокоила его жестом руки. – Вы говорите о тете Ларет? Разве она не умерла при крушении поезда, когда они с Джесс ехали навестить меня в Фэрбенкс на каникулах?
Лицо Сары вытянулось, а затем, немного подумав, она щелкнула пальцами, и Шон снова схватил меня, подводя к столу. Я застонала, утомленная таким унизительным положением, но тут Сара швырнула передо мной рисунки и фотографии.
– Ничего бы этого не было без твоей тети Ларет, мышка. Мой верный друг и спутница… Жаль, она не смогла отдавать мне столько себя, сколько требовалось, и в конце концов воспротивилась. Я не стала ее мучить – я ведь не зверь… По-моему, это было крайне гуманно.
