– Мальчик, фу!! Перестань! Там кто-то есть?
Пес обеими лапами встал на дверь.
– Подожди, сейчас! – Вероника дрожащими руками выхватила телефон, включила фонарик. – Давай! – Она толкнула дверь.
Мальчик с лаем вылетел во двор и кинулся к сараю. Опять! Неужели опять?? Вероника стояла на пороге, напряженно вглядываясь в тьму. Пес несколько раз обежал постройку, затем бросился к забору, остановился на полпути и завертелся на месте, принюхиваясь.
– Кто здесь? – стараясь придать голосу твердость, крикнула Вероника.
Ответом была тишина. Она судорожно огляделась по сторонам, стараясь понять, откуда придет очередная беда. Пес больше не лаял, сидел на дорожке и смотрел на луну. Потом тихонько завыл, как волк.
– Перестань сейчас же! Не надо! Мальчик!
Веронике показалось, что где-то хрустнула ветка. За ней другая. Она взвизгнула и кинулась в дом. Хлопнула дверью изо всей силы, повернула защелки. Сердце ее бешено колотилось. Мальчик за окном снова громко и отчаянно лаял. Вероника испугалась, что с ним тоже может случиться что-нибудь нехорошее. Дура она! Оставила собаку один на один с неизвестным врагом, а сама сбежала, как последняя дрянь. Вероника высунулась в окошко спальни.
– Мальчик! Я сейчас!
В это время калитка дернулась и распахнулась. На дорожке стоял Егор. Пес бросился к нему, заметался, стараясь встать лапами на грудь.
– Что тут у вас происходит? – Егор удивленно глядел на встрепанную Веронику, выглядывающую из окна. – Он что, взбесился? Чего так лает? – Он рассеянно потрепал собаку по голове и зашел во двор.
Вероника выдохнула с облегчением. Пригладила обеими руками волосы и спустилась. Егор уже входил в прихожую. За ним трусил пес.
– Ты почему пешком? Где машина?
– Василию отдал до утра. Он попросил. Его сломалась. Ты что такая?
– Какая? – Вероника мельком посмотрела в зеркало: лицо белое, без кровинки, взгляд затравленный. – Егор! Я хочу тебе кое-что сказать. – Она взяла его за руку.
– Конечно, милая. Только можно я зайду и переоденусь? – В голосе Егора была усталость.
Вероника тут же почувствовала себя виноватой. Он с самого утра работал не покладая рук, а она пристает со своими глупостями…
Пес, успокоившись, улегся на свою подстилку, удобно свернулся и приготовился дремать. Вероника и Егор зашли в гостиную.
– Родители приезжали? – Он кивнул на стол с остатками угощений. – Чего ж меня не дождались?
– Мама плохо себя чувствует. Ей надо лечь пораньше.
– Ясно, как всегда. – Егор стянул через голову свитер. – Так что ты хотела сказать?
– Егорушка, я так больше не могу! – Вероника с надеждой заглянула ему в лицо. – Я… я сегодня чуть все не рассказала отцу.
– Что – все?
– Про оборотня, про нечистую силу. Егор, я боюсь! Мне в каждом шорохе чудится он. Сейчас перед твоим приходом тут снова кто-то был. Мальчик лаял, он учуял его. Там, у забора, за сараем… и ветка хрустела… Егор! Что ты молчишь? Скажи что-нибудь!
Он опустился на диван. Вид у него был растерянный и мрачный.
– Солнышко, я… я не знаю, как быть. Ведь все тебе сказали – никакого оборотня не существует. Крыльцо сломали хулиганы. Газ взорвался сам, по случайности. У тебя что-то с психикой, какие-то глюки, ей-богу.
– О чем ты?! – Вероника не смогла сдержать досаду. – Я в полном порядке! А ты… ты напрасно не веришь мне! Напрасно! Считаешь меня неврастеничкой! Конечно, есть в кого!
Вероника имела в виду мать. Та раньше времени ушла на пенсию по причине слабого здоровья. Никаких конкретных диагнозов врачи ей поставить не смогли, только общую разбалансированность организма: панические атаки, нарушение сна, скачущее давление и прочие неприятные штуки. Отец, никогда не хворавший, ныряющий зимой в прорубь и всю жизнь занимающийся спортом, над матерью добродушно посмеивался, однако создал все условия для ее комфорта и спокойствия, бережно оберегая супругу от любых стрессов. И вот теперь Егор намекает на то, что яблоко от яблони недалеко падает. Ну уж нет!
– Я совершенно здорова, – твердо проговорила она, стоя перед мужем и глядя ему в глаза. – На следующей неделе придет батюшка и освятит дом. Мы с ним договорились.
– Батюшка? Когда ты успела? – Егор смотрел на нее с изумлением.
– Когда ездила к Ульяне в больницу. Василий на обратном пути завез меня в Нестерово. Надеюсь, ты не против.
– Конечно, нет. Только ты помнишь, что с понедельника привозят и собирают кухню?
– Одно другому не мешает, – запальчиво заявила Вероника. И тут же спохватившись, ласково прибавила: – Кушать будешь? Греть?
– Конечно, буду. – Егор поднялся с дивана, подошел к Веронике и обнял ее. – Солнышко, прости, я, наверное, иначе должен реагировать. Я… я очень тебя люблю. И волнуюсь за тебя.
– Не волнуйся. – Вероника поцеловала его. – Со мной все в порядке. Я в папу. У него нервы крепкие. Садись за стол.
10
Выходные пролетели как-то незаметно. В субботу Вероника с Егором съездили в больницу к Ульяне, они пробыли у нее полчаса. Все это время старуха молчала, безучастно глядя в потолок.
– Помрет она скоро, – тихонько сказала пожилая, хмурая медсестра. – Как пить дать. Я такое видела, знаю.
– Как помрет? – Вероника схватила ее за локоть. – Сделайте что-нибудь! Где врач?
– При чем здесь врач? – Сестра высвободила руку и пошла из палаты в коридор. Вероника побежала следом. Егор слегка отстал. – Врач каждый день приходит, – уже мягче проговорила та. – Ей все делают. Процедуры, анализы. Только без толку это. Все одно, умрет ваша Ульяна. Она не борется совсем, сдалась.
Женщина ушла в процедурную. Егор тронул поникшую Веронику за плечо.
– Пойдем, солнышко. Мы ничего не можем сделать.
– Да, пошли. – Она вздохнула и взяла Егора под руку.
Они поехали домой и весь остаток дня провели в приятном ничегонеделании.
В воскресенье их, как и было обещано, пригласил в гости Василий. Веронике совсем не хотелось к нему идти, но и отпускать Егора одного на весь день ей тоже не улыбалось. Пришлось сидеть за столом в довольно тесной комнатенке, есть пережаренную картошку с разбухшими от рассола огурцами, пить приторно сладкую самодельную наливку и слушать бесконечные разговоры о том, как тяжело стало жить, как непомерно растут цены на продукты и какой нынче был неурожай.
Жена Василия, Катя, миловидная, но располневшая женщина лет 36–37, быстро захмелела, лицо ее стало пунцовым, тщательно завитые кудряшки распрямились, падая на лоб и щеки. Она громко и визгливо хохотала, то и дело бросая похотливые взгляды на Егора. В комнате было жарко и душно, пахло несвежим телом и перегаром. Сам Василий пил коньяк, с каждой рюмкой становясь все более молчаливым и сумрачным в отличие от жены.
