– Скажи, Эстебан, мы с тобой друзья? – обратился к нему бретёр с неожиданно прорезавшимся в голосе южным акцентом.
Лекарь кивнул и, как мне показалось, без всякого воодушевления признал:
– Друзья, Микаэль.
– Вот! – обрадовался маэстро Салазар и наставил указательный палец на Уве. – У меня есть друзья! А ты не верил!
Школяр лишь фыркнул и отвернулся, а бретёр выпрыгнул из седла, накинул поводья на коновязь и начал подниматься по лестнице к своему вновь обретённому другу. Я тоже оставаться внизу не стал и последовал за подручным, предупредив перед тем Уве и Марту, чтобы за нами не совались и посматривали по сторонам.
Когда Микаэль поднялся на галерею второго этажа, Эстебан невольно попятился от него и отступил за порог.
– Думал, не найду? – спросил бретёр, шагнув следом.
– Знал, что найдёшь, – быстро ответил лекарь.
– За тобой должок.
Эстебан оказался неробкого десятка, а, быть может, просто не видел смысла унижаться, он скрестил руки на груди и хмуро бросил:
– С какой стати? Ты бы меня и слушать не стал! Только на смех поднял!
– Мог бы попытаться, – отрезал маэстро Салазар. – Должен был попытаться! Мы же были друзьями! С друзьями так не поступают!
– Были друзьями? – уточнил лекарь.
– Были, Эстебан. Уже только были, – подтвердил бретёр и покрутил ус. – Но долг никуда не делся.
– Чего тебе нужно, Микаэль? – с тяжким вздохом спросил Эстебан и повёл рукой. – Как видишь, я не бедствую, но и больших богатств не стяжал. Я лишь скромный лекарь-ритуалист, не маэстро-истинный.
– Так всё дело в этом? – оскалился бретёр. – Ты поэтому не счёл нужным поговорить со мной?
– Долг, Микаэль. Чего ты хочешь?
Маэстро Салазар пару мгновений шумно дышал, грозно задувая крылья крупного носа, затем убрал ладонь с рукояти шпаги и поскрёб заросший колючей чёрной щетиной подбородок.
– Чего я хочу? – хмыкнул он и перечислил: – Жильё, стол, твоё время. Не слишком много времени, до конца лета.
Эстебан уставился на бывшего друга во все глаза.
– О чём ты, Микаэль?
– Возьмёшь на пару месяцев ученика, – пояснил бретёр. – Натаскаешь, как сможешь. На этом всё, будем в расчёте.
Лекарь надолго задумался, потом спросил.
– Кого?
Маэстро Салазар поманил его за собой, вышел на галерею и указал вниз.
– Её.
– Кого её? – не понял Эстебан.
– Девчонку в мужском платье. Не беспокойся, после оденется, как и подобает сеньорите. Что-то она уже умеет и скальпелем пациента не зарежет, но лучше начинай с азов. Юнец просто поживёт с ней, будет учить арифметике. К концу лета они уедут в Кальворт.
– Во что ты меня хочешь впутать, Микаэль? Мне всё это не нравится!
– Плевать, что тебе нравится, а что нет! – отрезал маэстро Салазар. – Такова цена, но могу взять и кровью!
Эстебан сначала побледнел, затем покраснел, но, прежде чем бывшие друзья успели наговорить друг другу глупостей и схватиться за оружие, я поднял руку со служебным перстнем.
– Как магистр Вселенской комиссии я присматриваю за этой девицей, – сказал я лекарю. – Никаких неприятностей не будет.
– Хорошо, – сразу сдался Эстебан. – Вы тоже хотите остановиться в моём доме?
– Нет! – рыкнул маэстро Салазар. – Приютишь эту парочку, мы найдём себе жильё сами.
Лекарь кивнул и обратился ко мне:
– Мой знакомый сдаёт комнаты над таверной «Счастливый штурвал». Это совсем рядом, дом со штурвалом дальше по набережной. Можете остановиться там.
– Благодарю за совет, – кивнул я и начал спускаться по лестнице.
Микаэль двинулся следом, но сразу обернулся и негромко сказал.
– Я убил его. Отрезал Тибальту его набитую дерьмом голову и помочился на труп. Вот так!
Больше он не сказал лекарю ни слова.
2
Надолго в доме Эстебана, а точнее – его тестя-аптекаря, которому и принадлежал особняк, мы не задержались. Оставили обживаться Уве и Марту, а сами забрали их коней и осла и отправились проверить квартиры над таверной, о которой нам рассказал лекарь.
– Что у вас за счёты? – спросил я Микаэля, когда мы подъехали к набережной.
– Учились у одного профессора, там и сдружились, – невпопад ответил бретёр. – Я ведь тоже учился в университете. Год для получения лицензии, без этого никак не обойтись, ты же знаешь.
– Вопрос был не о том.
Маэстро Салазар повертел шеей, будто ему начал давить воротник сорочки, после пояснил:
– Мы продолжали общаться после окончания обучения. Когда среди соседей начала расходиться ересь скопидомов, Эстебан просто взял и уехал в Ренмель. Ничего мне не сказал.
– Ты бы его не послушал.
– Не послушал, да. Но предупредить меня он должен был в любом случае. Мы были друзьями.
И вот с этим утверждением я спорить не стал.
Таверна занимала первый этаж добротного углового здания, сложенного из серого камня, вместо вывески на фасаде висел штурвал, явно настоящий, снятый с корабля. Я оставил Микаэля приглядывать за лошадьми, а сам зашёл в питейное заведение и справился насчёт жилья. Зашёл удачно – бородач за стойкой помимо бара отвечал ещё и за квартиры на верхних этажах. Достаточно быстро мы столковались о плате за апартаменты и стойла в конюшне, распрягли коней и потащили пожитки в арендованные комнаты.
Вид из окон не слишком просторного жилья открывался на Рейг. Осенью и зимой здесь должно было дуть из всех щелей, а вот сейчас налетавший от реки свежий ветерок оказался весьма кстати, поскольку худо-бедно разгонял удушающую жару.
Микаэль кинул вещевой мешок в угол своей комнаты, встал в дверях и навалился плечом на косяк.
– Так понимаю, у нас сегодня дел невпроворот?
Я разложил на кровати сменную одежду, обернулся и кивнул.
– Всё верно понимаешь.
Бретёр поморщился, отлип от косяка и скрылся в своей комнате.
– Пойду, промочу горло, – сообщил он мне, сменив камзол на дублет.
– На вино не налегай! – крикнул я вдогонку, а сам, прежде чем переодеться в парадное платье, сполоснул от дорожной пыли лицо и шею под рукомойником. Пропахшую потом одежду побросал к двери, кольчугу убрал в саквояж, сверху пристроил пистоли, которые намеревался сдать для обслуживания колесцовых замков оружейнику.
После этого я придирчиво оглядел здоровенный сундук, усиленный железными полосами, положил туда ручную бомбу, по диагонали пристроил чехол с мушкетом, скидал ещё какую-то мелочёвку и поставил сбоку ящичек с бутылкой рома. Туда же отправил мешочек с перстнями; на пальцах оставил только две печатки – золотую магистра Вселенской комиссии по этике и серебряную с червонной накладкой лиценциата тайных искусств. Затем провернул в замке ржавый ключ и сокрушённо покачал головой – с подобным запором было по силу справиться и ребёнку. Пришлось браться за волшебную палочку и накладывать охранные чары. Плетение вышло не слишком сложным, но в левую кисть вгрызлась позабытая за последнее время ломота.
