– Неприятно ощущать себя на побегушках у…
Микаэль благоразумно замолчал на полуслове, и я ободряюще хлопнул его по плечу.
– Пиво, друг мой. Пиво! В такую жару нет ничего лучше кружки холодного хмельного напитка.
– Кувшина, – вздохнул бретёр. – Запотевшего глиняного кувшина. Или двух.
– Идём!
Всё так же галереями мы двинулись вдоль широкого проспекта, в который тут и там, будто притоки в реку, вливались боковые улочки, и ещё издали увидели, что на площади святого Марка прямо перед одноимённой церковью высятся цветастые шатры бродячего цирка. По традиции они были взяты в кольцо фургонов с дощатыми бортами и матерчатыми тентами; между некоторыми из них оставались свободные проходы, но никто туда не заходил. Время для представления было неурочное, разве что приставали к прохожим предсказатели будущего, хироманты и прочие ясновидящие. Да ещё сидели в тени какие-то хмурые парни – не иначе охранники или борцы.
– Нашли место! – раздражённо фыркнул Микаэль и с презрением выдал: – Гастролёры!
– Всякий зарабатывает как может, – вступился я за циркачей. – Как говорили древние: хлеба и зрелищ!
– О, только не надо цитировать язычников! – отмахнулся бретёр.
Мы вышли на зажатую фасадами домов площадь, на дальнем краю которой высилась облицованная белым мрамором церковь, и уже двинулись мимо фургонов к повороту на Староимперский тракт, когда сзади вдруг послышалось:
– Сеньор обер-фейерверкер! Филипп!
Я резко обернулся и раскинул руки в непритворном удивлении.
– Ганс! Сеньор фейерверкер! Вот так встреча! Сколько лет, сколько зим!
И точно – нас быстрым шагом нагонял мой сослуживец по роте Сизых псов. Долговязый и всё такой же костлявый, с вытянутым и не слишком привлекательным, но при этом отнюдь не отталкивающим лицом. Короткие бриджи едва доходили ему до середины щиколоток и оставляли открытыми жёлтые и зелёные гольфы, таких же расцветок были широкие вертикальные полосы на рубахе с пышными рукавами, а стачанные из мягкой замши туфли сверкали на солнце надраенными застёжками. На груди фейерверкера поблескивал серебряный медальон роты Сизых псов, голову покрывала простая соломенная шляпа.
Мы обнялись и похлопали друг друга по спине, затем Ганс поздоровался и с Микаэлем, которого знал по Лаваре.
– Совсем не изменился, Филипп! – сказал мой бывший заместитель и провёл пальцами по своей щеке. – Только шрамов прибавилось.
Расчертившие мою скулу ниточки белых рубцов в обычной ситуации были едва заметны, и бросались в глаза только на ярком свету, так что оставалось лишь усмехнуться в ответ.
– Шрамы украшают мужчин!
– Но не их избыток, – улыбнулся Рикель, приметил служебный перстень на моём пальце и присвистнул. – Милость небесная, ты всё же добился своего! И как тебе в магистрах-расследующих? Сказать начистоту, всегда полагал твоим признанием резать глотки!
В последнюю нашу встречу, я ещё пребывал в чине магистра-исполняющего, поэтому только руками развёл.
– Расту над собой, как видишь! Ты сам какими судьбами в столице?
– Ганс? – послышался вдруг незнакомый голос.
Я оглянулся и увидел невысокого полноватого сеньора с небрежно повязанным на шее платком, который в отличие от моего бывшего сослуживца магическим жезлом и артиллерийским стилетом не ограничился и нацепил на оружейный ремень ещё и ножны с короткой шпагой.
– Сеньор обер-фейерверкер! – обратился к нему Ганс Рикель. – Позвольте представить вашего предшественника – Филиппа вон Черена!
Нынешний командир орудийной батареи Сизых псов протянул руку и радушно улыбнулся.
– Премного наслышан. В Лаваре и в самом деле пришлось так лихо, как рассказывает Ганс?
– Хуже, – уверенно сказал я, подумал и добавил: – Много хуже.
Обер-фейерверкер посмотрел на заместителя и предупредил:
– Думаю, нет нужды напоминать, что приказ может прийти в любой момент и на сборы будет только несколько часов?
Ганс кивнул.
– Разумеется, сеньор. Не в моих привычках забывать о дисциплине.
Стало любопытно, с кем ведёт переговоры о найме полковник Сизых псов; я не удержался и предположил.
– Отбываете в Острих?
Но догадка не подтвердилась, Ганс взглянул на командира батареи и покачал головой.
– Нет, Филипп. Лёгенбург что-то не поделил с орденом Святой звезды. – Он усмехнулся. – Только не спрашивай, кто из них собирается нас нанять. Сами ещё не знаем.
Обер-фейерверкер откланялся и отошёл, а Рикель с интересом уставился на меня.
– Какие планы, Филипп?
– А как думаешь? – ухмыльнулся маэстро Салазар. – Вы же тут квартируете где-то рядом, так? Значит, уже успел обойти все окрестные заведения и выбрать лучшее. Только учти, что Филиппу приспичило попить монастырского пива!
Ганс наставил на него указательный палец.
– Мик, твоя проницательность не знает границ. Идёмте, сеньоры!
Ни одна из пивных на площади святого Марка фейерверкера не привлекла, он повёл нас к набережной, а примерно на полпути повернул от монастыря в застроенный теснившимися друг к другу домами квартал. Пришлось подниматься на небольшой холм, но забирались туда не зря: в стороне от оживлённых улиц обнаружилась уютная таверна, веранда которой нависала над обрывистым склоном. Дальше раскидывалось море черепичных крыш, за ним серебрились воды Рейга, а сбоку высился храм монастыря, но главным достоинством заведения был отнюдь не великолепный вид, а дувший с реки ветер.
От солнцепёка посетителей прикрывал заплетённый побегами винограда навес; мы расположились за столом и Ганс объявил выглянувшему из дома хозяину:
– Монастырского пива! Самого светлого и лёгкого, какое там только варят!
Маэстро Салазар при этих словах страдальчески поморщился, но требовать вина не стали, лишь крикнул:
– И накрой на стол! Я голоден как волк!
Хозяин мелочиться не стал и приволок с ледника сразу три кувшина, а походивший на него как две капли воды паренёк выставил перед нами два блюда с копчёным и вяленым мясом, сырной нарезкой и набором колбас. Из предложенных горячих блюд мы выбрали чесночный суп, жареные колбаски, запечённые в меду свиные рёбра и рульку.
– Угорь и Типун? – спросил Ганс Рикель, наполняя свою кружку.
– Едва ли на небесах, – проворчал я, следуя его примеру.
– И давно?
– Прошлая осень не задалась.
Мы выпили, и холодное чуть горьковатое пиво освежило, как может прогнать навеянную жарой усталость лишь пиво да лёгкое фруктовое вино со льдом. Начали разбирать с тарелок копчёный сыр, и я спросил:
– А у вас как дела?
