– Жди! – беззвучно выдохнул я, закрыл глаза и прибегнул к истинному зрению. Из левой ноздри засочилась струйка крови, мир вокруг налился непроглядной чернотой, а потом и вовсе обернулся бездной, в которой едва не кануло сознание при прошлой попытке погрузиться в транс. Во всём мире остался лишь крохотный островок яхты; неимоверным усилием воли я вцепился в него и не позволил эфирным потокам смыть себя за борт и утянуть во тьму. Перед мысленным взором проявились перегородки, а только проник за них, и волной тошноты накатило головокружение. Но призрачное свечение двух пар эфирных тел заметил и так. Ближайшие ауры показались слишком яркими, а одна из дальних, напротив, едва мерцала, но разобраться с этими странностями уже не успел; меня выбросило из транса.
– Трап, кубрик, двое, – прошептал я, кое-как отдышавшись. – Дальше каюта, в ней тоже двое.
Микаэль потянулся к ручке, и я дотронулся до его руки, а после постучал себя по перевязи. Бретёр всё понял верно и слегка отступил, позволяя идти первым.
– Мой ближний, твой дальний, – лишь шепнул он.
Дверь рубки оказалась не заперта, мы бесшумно проникли внутрь и сразу двинулись к люку в полу. Ступени трапа начали легонько поскрипывать под босыми ступнями, но яхта и без того переваливалась на волнах, шорохи наполняли её и без нас. Под потолком просторного кубрика покачивалась масляная лампа, телохранители маркиза расположились прямо под ней, всё их внимание занимали разложенные на столе игральные карты.
Мы с Микаэлем выстрелили одновременно, прямо из узкого коридора. Тот, что сидел к нам спиной, не успел даже повернуться, лишь навалился грудью на стол и безжизненно сполз на пол, а вот мой болт снесла в сторону резкая судорога незримой стихии, и он воткнулся в переборку.
– Маг! – крикнул я и спешно шагнул из коридорчика в кубрик, на ходу выдернув из перевязи пистоль.
Белокурый сеньор в легкомысленной шёлковой сорочке с кружевными манжетами, соскочил с лавки и вскинул перед собой руки, меж ними мигнуло белым отблеском боевое плетение. Моложавое лицо превратилось в жёсткую маску, и мы атаковали друг друга практически одновременно. Но всё же сыпанувший искрами пистоль исторг из ствола клубы дыма и увесистую свинцовую пулю за миг до того, как в меня устремилось заклинание.
Я стрелял навскидку и попал истинному магу в бок, его откинуло на переборку и чары ушли выше, стеганули потолок невидимой циркулярной пилой, оставили в прыснувших щепой досках сквозной разрез.
Разряженное оружие полетело на пол; правой я выдернул из перевязи второй пистоль, левой выхватил волшебную палочку и едва успел отбить ей в сторону вылетевший из порохового дыма сгусток эфира. Раненый маг шибанул чистой силой, но зато ударил от души. Пальцы враз онемели, а принявший на себя удар борт шхуны оказался пробит насквозь, словно в него угодило пушечное ядро.
Руку от кисти и до ключицы пронзила острая боль, кожу словно содрали, а плоть натёрли солью. Пропитка жезла не заморозила ладонь, и я почти перестал ощущать судорожно стиснутые на деревяшке пальцы, но всё же шагнул вперёд, стремясь опередить противника. Не вышло.
– Ублюдок! – рыкнул колдун и резко махнул рукой.
Росчерк эфирного плетения едва не развалил меня надвое, подставленный под него жезл вывернуло из пальцев, и перенаправить в борт атакующие чары не вышло, они ушли левее и ниже, пропороли доски под ногами, с мерзким треском пробили днище и погасли в воде. Меня тряхнуло и качнуло, но я сохранил равновесие, с расстояния в пару шагов наставил пистоль на голову мага и утопил спуск. Пуля прорвала пелену защитных чар, оставила дыру во лбу, снесла затылок, забрызгала переборку кровью, мозгами и обрывками скальпа.
Из пробоя под ногами начала с хлюпаньем выплёскиваться речная вода, Микаэль в голос помянул милость небесную и ринулся к дальней двери. Горло и лёгкие рвало от пороховой гари, а левая рука обвисла; я с трудом ухватил негнущимися пальцами волшебную палочку, переборол головокружение и устремился за подручным. Попутно сунул разряженный пистоль в петлю на перевязи и выхватил из ножен кинжал, но маэстро Салазар справился и сам.
Вернер аус Саз кинулся на него из каюты, размахивая изогнутым ножом, больше напоминавшим стальной коготь или серп, получил босой ступнёй промеж ног, сложился пополам и пропустил сильнейший удар рукоятью даги в голову. Маркиз был в чём мать родила, голой оказалась и его прикованная лицом к стене жертва – голой и залитой кровью с головы до ног; та сочилась из бесчисленных разрезов на коже и невесть откуда ещё.
Впрочем – не до того.
– Потащили! – крикнул мне бретёр. – Скорее, Филипп! Давай!
Вода быстро прибывала и уже начала доходить до середины щиколотки, яхта трещала и словно бы даже стонала, так что я медлить не стал, ухватил маркиза под мышки и потащил его через кубрик. Микаэль поначалу помогал, взявшись за ноги, потом отвлёкся и невесть зачем склонился над телом застреленного мной колдуна.
– Пистоль! – крикнул я, продолжая волочь пленника. – Найди пистоль!
Маэстро Салазар выругался и принялся шарить руками в воде, которой в кубрике набралось уже по колено.
– Быстрее! – поторопил я подручного, втаскивая маркиза вверх по трапу.
Микаэль бросился следом, а уже на палубе ухватил нашего пленника под колени и помог перетащить того на нос яхты. Судно заметно просело, да ещё накренилось на этот борт, но сейчас это сыграло нам на руку. Я первым спустился в лодку и принял маркиза; маэстро Салазар присоединился ко мне и без промедления несколько раз рубанул шпагой якорный канат.
Волокна начали распускаться, до предела натянутый трос не выдержал и лопнул, полузатопленную яхту начало сносить вниз по течению, прямиком к водоворотам. Наша лодка тяжело закачалась на волнах, и я принялся усиленно работать веслом, спеша удалиться от опасного места.
К берегу! Нужно забирать к берегу!
Микаэль запалил сигнальный фонарь и подвесил его на носу лодки, не забыв открыть перед тем заслонку. Какое-то время бретёр хрипло дышал, затем сказал:
– Предполагалось, что мы допросим его светлость, а после отправим на корм рыбам, но не похитим!
– Всё течёт, всё меняется, – проворчал я, продолжая усердно работать веслом.
Левая рука толком не ворочалась и горела огнём, особо не помогло даже ополаскивание в прохладной речной воде. Мокрый рукав лип к покрасневшей коже, но нисколько её не охлаждал.
– Меняется-меняется, – кивнул Микаэль, вытянул из-за пояса пистоль и протянул его мне. – Только в худшую сторону, Филипп. Исключительно в худшую.
– Не так всё плохо! – отмахнулся я.
– Гораздо хуже, – скривился бретёр и кинул болтавшийся на обрывке цепочке серебряный медальон. – Взгляни, что нашлось у нашего мёртвого друга. Беда-беда!
Я с недоумением уставился на кругляш, на котором даже в столь тусклом освещении явственно выделялось изображение раскинувшего крылья императорского орла со святым символом в одной когтистой лапе и магическим жезлом в другой; на обратной стороне обнаружилось лишь несколько цифр.
