– Ждём, – негромко скомандовал Рихард и предупредил меня: – Вон Черен, смотри в оба!
Я кивнул и огляделся. Кругом было тихо, спокойно и пустынно, но долго томиться в ожидании не пришлось. Вскоре послышался стук копыт и скрип упряжи, а затем начали медленно и натужно распахиваться тяжеленые створки нижних ворот Ангельской цитадели.
Святые небеса! Началось!
Показались конные гвардейцы в воронёных с позолотой доспехах и с поднятыми пиками, на концах которых трепетали чёрно-золотые вымпелы. Высокие и широкоплечие бойцы личной охраны светлейшего государя скакали на мощных гнедых жеребцах по пятеро в ряд, и мимо нас проехало пять шеренг, прежде чем в ворота выкатила запряжённая шестёркой белоснежных коней карета, на дверце которой раскинул крылья чёрный орёл с зажатой в когтях золотой семиконечной звездой. Это ехал его императорское величество Фердинанд Второй, король Виттена, владетель Северных марок и прочая, прочая, прочая…
Меня начала колотить лёгкая дрожь и отнюдь не из-за воодушевления, вызванного близостью самого могущественного владыки к западу от Рейга. Просто лишь светлейший государь мог отдать приказ о претворении в жизнь плана, по которому подручные маркиза аус Саза подбивали школяров к принесению человеческих жертв. Вот уж воистину политика – дело грязное!
Вслед за императорским экипажем показались кареты наследника престола и столичного архиепископа. Их сопровождали не только гвардейцы, но и не слишком уверенно держащиеся в седле священнослужители и люди в мирском платье; не иначе – маги. Кто-то из них вполне мог входить в знаменитую Чёрную дюжину, да только мне сейчас было не до праздного любопытства. Глаза бегали-бегали-бегали по лицам, пытались отыскать знакомые черты; мысленно я откидывал усы и бороды или только бороды, а кому-то, напротив, добавлял их, пытаясь отыскать в императорской свите официала герхардианцев. Безуспешно.
Наверное, именно из-за своей сосредоточенности на людях, я не сразу ощутил, как надвинулась непонятная упорядоченность и распороли незримую стихию сложные защитные конструкции, прикрывшие не только императорский экипаж, но и всю процессию в целом. Над землёй словно плыл невидимый дракон или сколопендра, магические щиты смыкались друг с другом и заставляли подрагивать едва заметным маревом воздух.
Ни одно ядро не могло пробить их, ни одно самое мощное атакующее плетение. Полагаю, даже у князей Запределья, воплотись кто-нибудь из них в нашем мире, не получилось бы сходу взломать столь искусную защиту, слишком много было в ту влито сил.
Когда один из щитов зацепил меня краем, по коже словно прошлись наждаком, а чётки дрогнули и бусина, впитавшая в себя саму квинтэссенцию жизни святого Мартина, едва заметно мигнула. Я задумчиво хмыкнул и размеренно задышал, погружая сознание в лёгкий транс, дабы совместить обычное зрение с истинным.
На миг я выпал из действительности, зато потом реальность расчертили сложнейшие плетения императорских магов – светящиеся силой призрачные щиты и раскинувшиеся во все стороны щупальца поисковых чар. Пусть формулы и защищали огнестрельное оружие от магического воздействия, но одновременно вызываемые ими возмущения эфирных полей позволяли колдунам легко отыскивать пистоли, мушкеты и тем паче – пушки.
Но – неважно. Сейчас неважно. Вновь – лица, лица, лица. Только теперь я не просто высматривал южанина, но и пытался отследить Око святого Рихора. Задача предельно осложнялась тем, что помимо гвардейцев мост начали пересекать ещё и сопровождавшие императора дворяне из числа наиболее родовитых, а у этой публики хватало при себе и магических амулетов, и благословлённых талисманов. Иной раз удавалось уловить и присутствие святости, и тогда я всякий раз пристально вглядывался в обладателей реликвий. Но – без толку, никого похожего на Сильвио заметить не удалось.
– Ну что? – прошипел мне на ухо Вильгельм вон Ларсгоф, когда процессия полностью пересекла мост.
Я покачал головой, и мы пристроились в конец колонны, продвигавшейся к площади святого Марка. Щиты сложной составной защиты по мере удаления от императорского экипажа постепенно слабели, но даже в хвосте не приходилось опасаться выстрела из арбалета или броска ручной бомбы. Другое дело, что напитанные силой плетения отвлекали и слегка искажали перспективу, мешали оглядеться.
– Предполагалось, мы будем фланировать! – ядовито шепнул я следователю.
Вильгельм вон Ларсгоф нервно передёрнул плечами.
– Как минуем монастырь, вырвемся вперёд и встретим колонну у въезда на мост.
План был разумным, да ничего иного нам попросту и не оставалось: ехали в процессии плотно и у нас было мало шансов пробиться к её началу, а попытка обогнать колонну по галереям привлекла бы совершенно неуместное в этой ситуации внимание. Да покуда фланировать и не требовалось; тут и там на перекрёстках и у выездов со дворов маячили наблюдатели, незаметно прибиться к нам чужаку не помогло бы даже чудо.
Но вот заварушка у ворот монастыря… Лично мне казался наиболее вероятным именно на этот вариант. Если, конечно, только мы не тянем пустышку и Сильвио уже не перебрался на ту сторону Рейга, дабы отыскать подходы к Сияющим Чертогам самостоятельно.
Я привстал на стременах и попытался нашарить взглядом капитана Колингерта, не сумел и рискнул прибегнуть к своим магическим способностям. Стянул с правой руки перчатку, выбрал бусину чёток, в которую некогда поместил частичку эфирного тела Рихарда, и сразу уловил близкий отклик. Как оказалось, капитан ехал недалеко от нас по самому краю мостовой.
Невесть с чего подумалось, что нам – мне! в первую очередь именно мне! – не удалось до конца разобраться в планах Сильвио де ла Веги, но тут первые ряды всадников вывернули на площадь святого Марка, следом начали выезжать к фургонам циркачей кареты, и процессия замедлилась, пришлось и самому придержать жеребца.
В крови забурлил азарт и неспроста: впереди поворот на Староимперский тракт, остаётся миновать площадь и монастырь, а дальше незаметно прибиться к колонне не сможет уже никто. Только бы доехать без происшествий… Но вспомнилась проповедь настоятеля и его полные яда высказывания о понтифике и тех отступниках веры, которые в безмерной гордыне своей пытаются извлечь выгоду из союза с догматиками, и я непроизвольно оскалился.
Ангелы небесные, если де ла Вега и в самом деле попытается…
И тут в спину мягко толкнулась смерть. Но мягким и ласковым её касание было только в самый первый миг, а потом по коже словно стеганул порыв песчаной бури, и эфирный шквал чуть не вырвал душу из тела. Голова, левая рука и часть торса загорелась огнём, из носа хлынула кровь, боль невидимым резцом прошлась по расчертившему грудину диагональному шраму, ангельская печать на спине опалила плоть влитым в рану расплавленным свинцом.
Удар сердца спустя штормовой фронт унёсся к площади святого Марка, но мир не сделался прежним. Где-то впереди словно отворился портал в запределье и туда как в сливное отверстие затянуло весь небесный эфир. Незримая стихия сгинула и всюду осталась одна только голая материальность бытия. Действительность потеряла глубину и стала больше напоминать картину, пусть и руки невероятно искусного живописца, но именно – картину. Разом пропал целый пласт реальности, и сложные магические конструкции рассыпались и развеялись, не устояв под натиском эфирного шквала. Поисковые заклинания разорвало в клочья; наиболее мощные щиты продержались чуть дольше, но и они в итоге растворились, как растворяется брошенный в кислоту железный гвоздь.
