— Так лучше? — спросил барон, когда я принялась растирать запястья.
Мой кивок не переместил его обратно в кресло. Я сидела, поджав ноги в середине кровати, а он все равно умудрился коснуться своим бедром моего.
— Вера…
Барон позвал тихо. Слишком тихо. И я не повернула головы, испугавшись встречи с его губами.
— Вера, это все правда. Не сон. Призраки существуют. Во всяком случае Элишка реальна. И она совсем не безобидное бестелесное создание, как ты уже могла это понять. Нам надо ее поймать. Так будет лучше и ей, и нам.
— Я сделаю куклу. За два дня, как и обещала, — выдохнула я в темноту и тут же почувствовала на шее теплые пальцы барона.
Они поддели лямку фартука и заставили меня нагнуться и выскользнуть головой из петли. Возможно, лишь для того, чтобы тут же прыгнуть в другую, образованную мужскими руками. Пальцы барона спустились ниже к узлу, и вот фартук упал на пол.
— Сейчас ты ляжешь спать.
Барон вытащил из-под меня ногу, чтобы стащить сапог. Сначала один, затем второй. Я не двигалась. Сопротивление бесполезно — и даже опасно. Барон откинул край одеяла.
— Халат оставь на себе. Так тебе будет теплее.
Я с проворностью ящерицы скользнула под одеяло и прижала его пальцами у самого носа.
— А вы? — спросила я темноту, в которой глаза барона горели так близко, что мне сделалось страшно.
— Не обижайте меня, пани Вера. Я, к счастью или к несчастью, все еще мужчина. Так что я устроюсь в кресле. Там есть плед, хотя он мне не понадобится. Спите, Вера, и ничего не бойтесь. Я вижу кольцо на вашем пальце даже в темноте.
— Доброй ночи, — пролепетала я единственную нейтральную фразу и зажмурилась, чтобы сдержать слезы.
Барон запечатлел на моем лбу короткий поцелуй, и я, сосчитав пять шагов, услышала скрип кресла и тяжелый вздох Милана. Боже мой! Боже мой…
Эпизод 4.6
Проснулась я, как и уснула, в позе эмбриона, подтянув под себя все, что только можно. Даже, как выяснилось, одеяло. Светло и пусто. Ни малейшего намека на то, что было тут ночью. Ни грязного фартука, ни кушака, ни коньячного бокала. Чистота маниакальная. Даже мои сапоги стояли нос к носу. Бардак остался только в моей голове — в мыслях и в волосах. Они высохли еще в мастерской, но расчесать я их не подумала, просто запихнула в свитер, чтобы не мешали, а когда они оттуда вывалились, было не до причесок.
Застелив постель, я обулась и вышла. Ничего интересного в спальне барона не было. Кровать, стол, секретер, кресло, шкаф. Все дубовое, тяжелое и громоздкое. Белым пятном выделялось лишь залепленное снегом окно.
В коридоре тихо. В моей спальне пусто, но дальше по коридору я не пошла, решив воспользоваться второй дверью, чтобы подняться в мансарду. В купальне после меня никто не побывал. Пена пропала, но лед в ванне не образовался. Я умылась из тазика и присела на коврик, чтобы расчесать волосы. Их приходилось драть.
— Ай! — разозлилась я на катушки в голос и сразу услышала тихое:
— Пожалейте волосы, Вера!
Барон придерживал дверь, вот она и не хлопнула. В тройке, только пиджак расстегнут, и причесан и выбрит, как на парад. Который час? С этим снегом и не разберешь, какой продолжительности был мой живительный сон.
— Можно я отдам их вам на куклу? — спросила я серьезно, и барон так же серьезно ответил, что волосы для куклы у него имеются.
Я проглотила горький ком — с модели, никак иначе. Щелкнула дверь, и я вздрогнула всем телом.
— Знаете что, Вера…
Барон подпер дверь спиной, а я продолжала сидеть на полу с задранной головой и воткнутой в волосы щеткой. К счастью, я не взяла подаренный им гребень.
— Пора нам поговорить с вами начистоту. Ваш ночной дебош, — Тут я точно вспыхнула, — окончательно утвердил меня во мнении, что меня оговорили, а вы и рады верить всяким грязным лгунам. Возможно, он действительно уверен в том, что я приложил к этому руку, но, клянусь памятью матери, я не имею к смерти Элишки никакого отношения.
Теперь мои руки замком лежали на дрожащих коленях, а щетка самостоятельно висела в спутанных волосах.
— Пан Ондржей сказал, что это было самоубийство, — еле выговорила я ужасные слова под тяжеленным взглядом барона.
— Ох, не врите, Вера! Не врите хотя бы самой себе! Вы даже на секунду не поверили в самоубийство! И то верно, с чего бы это вдруг юной девушке сводить счеты с жизнью, когда у нее есть все, — Милан развел руки в стороны, имея в виду свой дом, титул и состояние, если оно не было в таком же плачевном состоянии, как данное жилище. — Это был несчастный случай.
Я кивнула. Поговорили. Выяснили, что у непредумышленного убийства появился новый синоним. Отлично! Я кивала и кивала, пока щетка не упала на пол. Но поднять ее я не смогла. Ее отшвырнул ногой барон, и я замерла, уставившись на ботинок полными страха глазами. Или пустыми — я не знала, как выгляжу. В купальне зеркал не имелось.
— Это был несчастный случай, — повторил барон по слогам и протянул мне руку.
Ничего не оставалось, как принять ее и подняться.
— Где гребень, который я вам дал? — спросил он, как ни в чем ни бывало, явно поставив жирную точку в незапланированной исповеди.
— В моей спальне, — проговорила я, продолжая глядеть на него, как кролик на удава.
— Принесите его, и я аккуратно расчешу вам волосы.
— Не надо, — пролепетала я. — Я справлюсь сама.
Глаза в глаза. Не отвести взгляда. Я так и простояла б истуканом, не встряхни меня барон за плечи.
— Она оступилась на лестнице в темноте, когда бежала от волка. Когда она скатилась вниз, то еще была жива, но эта тварь вцепился ей в горло. Все.
Я снова кивнула и тут же взвизгнула — ладонь барона опустилась мне на щеку. Он тут же отдернул руку и спрятал в карман, а я снова очутилась на коврике и вжала лицо в колени. Щека горела уже не от пощечины, а от горячих слез, которые брызнули у меня из глаз.
— Простите, Вера! — послышался надо мной бесцветный голос барона. — Я действительно не хотел ударить вас. Но за что вы меня так? Вы же меня совсем не знаете. Как можно обвинять человека в убийстве жены, когда вы ничего толком не знаете ни о нем, ни о ней. Да и кто вы такая, чтобы судить меня?! И какое вам дело до моей личной жизни?! Вы наемный работник. Ваше дело молча выполнять мой заказ. Вы меня поняли?
Голос из бесцветного перешел в рык, и я подняла на барона влажные глаза, но, увидев перекошенное злобой лицо, снова уткнулась в колени.
— Вера, простите меня! Вера!
Он оттянул мою голову от колен чуть ли не за уши. А потом закрыл их ладонями, чтобы я перестала что-либо слышать, а главное — доводы рассудка, и впился мне в губы. To не был поцелуй, то был укус, болезненный и долгий, и когда барон наконец выпустил мои губы на свободу, я без сил рухнула к нему на грудь.
