– Это отвратительно и, как вы сами понимаете, идет вразрез с любыми этическими правилами, которые и делают нас достойными и ответственными врачами, но да, такое возможно. Все становится реальным, если располагать, как профессор, необходимыми разрешениями. У него есть допуск к чему угодно. Оплодотворение само по себе не самый сложный этап, речь не идет об инвазивной хирургии: эмбрион просто вводится в матку катетером. Несколько инструментов, бинокулярная лупа… Скажем так: эта гинекологическая процедура чуть сложнее обычной, но вполне доступная профессионалу.
Он посмотрел на сложенные перед собой руки, словно читал истину по линиям на ладони.
– Через несколько дверей отсюда находится наш банк криозамороженных овоцитов и эмбрионов: множество пронумерованных, описанных в компьютере пробирок, помещенных в ванны с жидким азотом. У доктора был доступ в этот банк, он сам контролировал входы и выходы. Все законсервированные эмбрионы строжайшим образом подсчитываются, в случае необходимости уничтожаются, их вынос фиксируется. При таких процедурах, из соображений безопасности, всегда присутствует множество техников. Но коррумпированный директор, который руководит банком эмбрионов, – это бог, имеющий власть создавать и разрушать жизнь.
Олейе покачал головой, словно сам не верил собственным словам.
– Существует отдельный процесс разморозки эмбриона, речь идет о крайне деликатном этапе, который может быть проведен только в нашем центре, на специфическом и очень дорогостоящем оборудовании. Эмбрион должен быть последовательно перенесен из среды с сильной концентрацией криоконсервантов в более разбавленные среды при последовательном возрастании мер по регидратации. Но, единожды размороженный, жизнеспособный и помещенный в питательную среду, он вполне пригоден для транспортировки. Проще говоря, это всего лишь несколько клеток ничтожно малого размера, то есть пробирка, которую можно спрятать в ладони. И все шито-крыто.
Это бог, имеющий власть создавать и разрушать жизнь. Фраза крутилась у Одри в голове. Она представляла себе Марка Гриффона, одного ночью в клинике, среди всех этих пробирок, лежащих в своих резервуарах. Она вспомнила о проблемах, которые возникают в таких банках, о них упоминала специалистка из центра в Бордо, проводившая анализы различных ДНК, связанных с их делом: тысячи никем не востребованных эмбрионов, затерянных в лабиринте криогенных ванн.
Настоящий супермаркет, от которого у Гриффона были ключи.
Она подумала о Луке, об Эмилии Робен, оплодотворенной участнице клана, которая потом сбежала и отдала жизнь, чтобы защитить Луку. Он особенный, этот ребенок. Она снова увидела кадры из фильма «Atrautz», женщину, которая терпела изнасилование, удары и увечья, чтобы ее приняли в группу.
И тогда ей показалось, что она поняла смысл существования клана.
Истина была невыносима.
74
Шене, зеленый буржуазный городок. Чистенькие улицы, обнаженные деревья, ветер играет опавшими листьями. Ни капли воды на улицах, здешние обитатели, казалось, живут вне времени, вдали от бурных волн Сены и загрязненной среды. Шарко, Люси и группа во втором автомобиле направлялись к восточной границе коммуны. У Франка наконец-то возникло чувство, что виден конец туннеля – отверстие, из которого хлынет не свет, а мрак, он это знал. Участки с домами шли один за другим, защищенные системами безопасности и воротами. Владения Марка Гриффона находились в конце улицы, окаймленные лесом, отгораживающим территорию для гольфа и конные заводы. И обнесенные высокой стеной из розовых и коричневых камней, доставленных, похоже, из Бретани.
И речи не было о том, чтобы предупредить о своем визите и действовать деликатно. Один из копов прислонил телескопическую лестницу к задней части стены, выходящей в лес, и, взобравшись наверх, тут же спустил другую лестницу по ту сторону. Через минуту они уже шли по ландшафтному саду во главе с Шарко. Быстро обогнули большое здание – строение из категории многомиллионных инвестиций. Никакого автомобиля на подъездной аллее… Никакого света в доме. Дурной признак: возможно, Гриффон, прихватив малыша, пустился в бега.
Не издавая ни звука, копы исследовали ультразвуком бронированную входную дверь. Крепкая штука. Потребовалось пять минут и пятьдесят ударов тарана. Про эффект неожиданности можно было забыть.
С оружием на изготовку они проникли внутрь. Их встретила только тишина. Осторожно обследовали все комнаты, поднялись на второй этаж, проверили все укромные уголки. Гриффона нигде не было, хотя его машина мирно дремала в подземном двухместном гараже. Может, он улизнул на второй машине? Откуда им знать.
Шарко зашел в гостиную, охваченный невероятным ощущением пропитавшего все вокруг одиночества. Высокие потолки, каменные стены, огромный стол без скатерти с единственным стулом, стоящим посреди пустого пространства. Он оглядел мрачные картины: «живопись мастихином» с его рубцами, чудовищность Гойи, где смерть берет верх над жизнью, а лица с выпученными глазами и гримасничающими ртами, кажется, хотят в вас вцепиться. Его взгляд задержался на одном из полотен: бушующее море, монстр – вроде великана-людоеда – стоит на перевернувшемся судне, пожирая младенца с деформированным телом. Уж не был ли сам Гриффон этим людоедом?
Дом не производил впечатления гостеприимного. А учитывая произведения на стенах, вряд ли сюда кто-то приходил. Кабинет с такими же отвратительными картинами показался ему строгим. Книги в библиотеке касались только медицины, препарирования, эмбриологии. Чуть дальше – анатомические атласы, грубые и омерзительные в своей демонстрации жуткой уязвимости человека – только плоть. Еще дальше указывала на вас обвиняющим пальцем статуя существа, у которого были видны все мускулы и кости, – человек, с которого живьем содрали кожу.
Один из коллег появился у него за спиной и попросил идти за ним. Они присоединились к Люси в конце длинного коридора. Она открыла дверь, за ней была другая, тоже стальная. Шарко приказал взломать дверь. Задача оказалась не менее трудной, чем проникновение в дом.
Снова ступени, уходящие под землю. Какой мрак ждет их на этот раз? Какие новые кошмары оставил за собой Гриффон? Шарко прищурился, и на него навалилась тоска. В момент, когда он поставил ногу на первую ступеньку, перед ним предстало лицо Бертрана Лесажа, прилипшее к стенке цилиндра… Пузырек воздуха на правой ноздре… Много раз эта сцена возникала в его голове, в том числе и во сне.
Он почувствовал руку у себя на спине. Люси, позади него.
– Ты в порядке?
– В любом случае хуже уже некуда.
Он нажал на выключатель и вместе с женой принялся спускаться. Повернул налево, держа оружие в руке, и был ослеплен яркой белизной, хлестнувшей в лицо.
При виде своего открытия он застыл, лишенный способности выдавить хоть один звук.
История началась в этой дыре, в дыре она и закончится.
75
Гинекологический стол был освещен бестеневой лампой, вокруг расставлены мониторы, эмбриоскоп, бинокулярные лупы, а на специальных столах разложены хирургические инструменты. Катетеры, шприцы, рефлекторы, маски, перчатки, антисептики… Стены были выкрашены в белое, пол покрыт линолеумом того же цвета. Ничего общего с любительством лаборатории Демоншо. Здесь располагался «роллс-ройс» среди подпольных лабораторий.
