- Начинаю подумывать, а не сменить ли моего Колю на какую-нибудь бабу с ногами от ушей, - задумчиво произнес Варшавский.
- Ох, ничего себе у тебя идеи! - раздался звонкий смех. - А я голову ломала, что о тебе в статье писать.
- Как думаешь, чулки и мини-юбка в качестве униформы подойдут? - все с тем же серьезным тоном продолжил Игорь. - Или хрен с ними, с чулками?
- Рекомендую начать с трусов! Без них точно будет гораздо лучше.
Варшавский прижал ладонь к глазам и сквозь щелочку покосился на своего водителя.
- Свет мой солнышко, а тебе сейчас насколько хорошо? - опустил взгляд ниже, к краю ее кожаной юбки.
- А как бы тебе хотелось? - елейным тоном пропела Власова.
- Оля!
- Да?
- Только не говори, что ты сейчас…
- А кто ж тебе правду скажет? Я на тебя не работаю, я с тобой сплю. Так что приказы не действуют. Мучайся.
Сказано это было вполне серьезным тоном, но Игорь все же услышал яростные нотки.
- Ты обиделась?! - он рассмеялся. - Из-за моей шутки про водителя?
Зеленые глаза метнули в него молнии, но ответа не последовало.
- Оля, ты не просто дикая кошка. Ты еще и ревнивая кошка.
Власова вжала в пол педаль тормоза. Машину немного занесло, и они как вкопанные остановились на какой-то площади.
- Еще одно слово, и я стану самкой богомола! Хочешь? - расстегивая ремень, она повернулась к нему.
- Кто бы мог подумать?!
Игорь пытался сдержать свой смех, но не получалось. Он даже представить не мог, чтобы его кто-то так ревновал. К деньгам, подаркам, которые посылал другим - да, но к чужим длинным ногам…
На такое оказалась способна лишь эта фурия в облике женщины. Совершенно непредсказуемая, и сексуальная в своем гневе настолько, что хотелось спрятать ее от всех в багажник и быстренько увезти в отель.
- Оль, - он обхватил ее за затылок и заставил посмотреть в глаза, - кроме Кристины, напомни, чтобы я еще и твоему начальству проставился за заказ.
Она несколько минут упрямо сверлила его глазами, а потом злые огоньки сменились спокойным свечением.
- Я сама проставлюсь. - Дотянулась до его рта и быстро, совсем как он обычно - в одно прикосновение, поцеловала. - Еще неизвестно, кто из нас больше задолжал, - облизав свои губы, улыбнулась.
***
Наверное, она сошла с ума. Сходят же некоторые от перелетов, новых стран или новых отношений. Вот и она… Чокнулась.
Не хотелось придумывать никаких колких шуток. Совсем не получалось изображать стерву на выезде. Вместо этого каждую секунду, когда Игорь находился рядом, ее так и тянуло обнять его или - что совсем на нее не походило - взобраться на колени.
Может, Варшавский был не виноват, а просто так сложились звезды. Может, ее одиночество достигло критического предела, и сорвало крышу от первого попавшегося мужика, но она чувствовала, как оживает.
Вдыхала полной грудью пропитанный пряными колбасками и хмелем воздух немецкой столицы. Замирала порой и прислушивалась к грубой иностранной речи. Постоянно куталась в мужских объятиях.
Чувствовал Игорь, что ей это нужно, или сам дорвался до такой близости, но повсюду: в магазинах, в кафе, возле памятников - они были вместе. Словно застрявшие во взрослых телах романтические подростки постоянно касались друг друга, ловили взгляды и иногда целовались. Редко. Очень. Только когда точно никто не видел, будто это было не касание губами, а полноценный секс.
На второй день, счастливая, что расставаться не придется совсем, Ольга утянула Игоря к берлинской стене. Она и сама не могла объяснить, что ее так тянуло к этим уродливым бетонным ограждениям с колючей проволокой, но оказавшись на месте, не захотела уезжать.
Здесь, у изрисованных граффити плит, которые когда-то разделяли один народ на две части, ей было и больно, и хорошо одновременно. Успокоившееся за последнюю неделю сердце ныло от тоски по сыну, а сильная ладонь Варшавского помогала держать эту боль, не давая сжечь себя изнутри. Прошлое и настоящее сошлись в одной точке, и оказалось, что так вполне можно жить. Возможно, не так счастливо, как другие, но точно лучше, чем получалось прежде.
На втором часу блуждания вдоль стены оба не заметили, как оказались в толпе американских туристов. Отошедший поговорить по телефону экскурсовод задерживался, и высокий чернокожий парень, почему-то приняв Ольгу за местную, стал расспрашивать.
Уходить от ответов она не стала. Аура места так и толкала выплеснуть все накопившееся. Ее собственная история осталась глубоко внутри, а вслух по памяти зазвучала другая. Отточенного за годы замужества английского хватило. Всего за минуту рассказа кроме парня рядом с ними оказалась вся группа, а еще через несколько минут с видом крайне заинтересованного туриста присоединился и экскурсовод.
С каждой фразой, с каждым вспомнившимся фактом Ольгу отпускало. Поглядывая на оставшегося в стороне Игоря, она водила свою группу от граффити к граффити, от одной плиты к другой и говорила.
Словно не питерская журналистка-разоблачительница Ольга Власова, а какая-нибудь Хельга с Гетештрассе. Без потерь в прошлом, без кошмаров по ночам. Просто женщина. Влюбленная в шикарного мужчину из Питера и мечтающая лишь о том, как бы поскорее остаться с ним наедине.
***
К ее невероятной удаче, терпения Варшавского хватило минут на пятнадцать. Истратив весь запас знаний, Ольга уже и не знала, что говорить, но мужская ладонь обняла за талию.
- Все! Шоу закончилось, шапито уезжает, - не заморачиваясь с английским, произнес на русском Игорь и повел ее к машине.
Американцы оглядывались ни них. Ничего не понимали, а он крепко держал, не давая даже помахать рукой на прощание.
- Женщина, я тебе поражаюсь! - уже у машины крутанул Ольгу к себе. - И когда ты успела стать экспертом по берлинской стене?
Его раздражение было таким непривычным и приятным.
- Ты забыл, я ведь журналист. Что-то вспомнила, что-то сочинила. С моим опытом это не так уж сложно. - Она задумчиво склонила набок голову. - А что?
Варшавский нахмурился, потер лоб, а после, зыркнув исподлобья, выдал:
- Я понял, что я расист.
- Ты… - Ольга заторможено оглянулась на группу. Чернокожий в ней был один. Тот самый парень, который пристал с вопросами, а потом ходил по пятам.
- Конченый расист, - проследив за ее взглядом, подтвердил Игорь.
Сдержать смех было трудно. Уголки губ сами разъезжались в стороны, и выдержка трещала по швам.
- Больной, и давно это с Вами? - постаралась произнести Власова с видом сурового врача, но в конце все же рассмеялась.
- Расизм?
