Наверное, так и было бы лучше. Так она не тряслась бы от холода, не переживала из-за туфель и не пыталась согреть себя ледяными ладонями. Бесполезное занятие. Способное довести до отчаяния и уж никак не обогреть.
Увлеченная растиранием ладоней Ольга краем глаза заметила, как открылась дверь, но поворачиваться не стала. По ее душу приходить было некому. Николая она отпустила заранее, еще возле отеля. Родителям сообщать о задержании не стала, а Розе планировала позвонить утром.
- И как? Помогает? - послышался знакомый немного хриплый голос, и на голые ступни упала чья-то тень.
В рейтинге неприятностей холод мгновенно отступил назад, уступая место стыду.
- Не особо, но лучших развлечений здесь нет.
Ольга до боли зажмурилась. Не было у нее сейчас никаких моральных сил смотреть на Игоря. Она и думать-то о нем боялась. По привычке вычеркнула сразу из всех списков и запретила мечтать снова увидеть.
- Да-а, - раздался тяжелый вздох, - в вопросах развлечений ты мастер.
Он снял с себя пиджак. Набросил ей на плечи и опустился рядом на корточки.
- Доктор тебя хоть осмотрел?
Теплые руки заскользили по ногам, ощупывая, поглаживая. Аккуратно обхватили ладони, прошлись по запястьям и по локтям.
- Все точно в порядке?
Он будто издевался. Сидел с ней рядом, большой, сильный. Отдавал свое тепло. Спрашивал, а у нее внутри от этой заботы взрывало все плотины. Рвало в щепу. Даже холод уже не спасал. От теплого пиджака колотило все сильнее, и в груди зарождался дикий, совсем не красивый рев.
- Оль? - Варшавский обхватил ее голову и заставил посмотреть на себя.
Не в силах хоть что-то сказать, она попыталась отвернуться, но он не дал.
- Поехали домой! - дернул на себя, прижимая к груди. - Хорошо?
Она быстро смахнула со щеки первую слезу и, как наркоман, уткнулась носом ему в шею.
- Давай, - помог подняться. - Нечего тут тебе делать, обувайся, - огляделся по сторонам.
- Каблук, - словно чужим голосом просипела Ольга.
Одна из девиц, что все это время смотрели на них как на шоу, подняла туфли и протянула Игорю.
- У нее каблук сломан. Если на втором отломать, нормальные балетки получатся, - сообщила она деловым тоном. - Можно будет хоть на парад.
- Балетки. Ясно. - Игорь брезгливо посмотрел на туфли. - Пожалуй, получать квалификацию обувного мастера мне уже поздно, - под обалдевшие взгляды двух пар глаз подхватил Ольгу на руки и понес на выход.
Два поворота направо.
Один налево.
Длинный коридор.
Снова направо, и в ноздри ударил свежий, пахнущий сиренью воздух.
Только на улице, все еще боясь разреветься, Ольга открыла глаза. Не показалось. Больше не было серых стен. Вместо тусклой лампочки на небе сияли звезды, и Мерседес с открытыми дверями уже ждал их у крыльца.
Дипломатично отвернувшись в сторону, Николай разглядывал какой-то куст. Появления босса он словно и не заметил. Игорь усадил Ольгу на заднее сиденье, сам опустился рядом, и лишь тогда машина завелась.
Никакой лишней суеты. Тихо, спокойно, будто эти двое мужчин каждую ночь забирали из полиции таких несчастных дур, как она, и увозили в роскошную квартиру Варшавского.
Это было нереально. Абсолютно. Казалось, если сейчас снова зажмуриться, а потом открыть глаза, то уютный салон Мерседеса окажется сном. Так было бы правильно. Чтобы потом истратить кучу денег на адвоката и ремонт машины мужа. Чтобы пройти семь кругов ада, выслушивая обвинения и подписывая сотни бумажек.
За два часа в холодной камере она уже успела морально подготовиться к такому развитию событий. Без радости, но со смирением. Глупо было отрицать свою вину. В списке смягчающих обстоятельств женское отчаяние не числилось. Но то, что сделал Игорь… К такому Ольга не была готова совсем.
От облегчения под тихий шум двигателя ее развезло еще сильнее, чем в камере. Глаза горели огнем. Чтобы не разреветься, приходилось постоянно держать голову задранной вверх, а чтобы Игорь не услышал позорный стук зубов - изо всех сил сжимать челюсть.
Со стороны, наверное, смотрелось смешно. Так же, как и босоногая разодетая фифа в грязном обезьяннике. Чудо, что Игорь не смеялся над ней и даже не улыбался своей фирменной ироничной улыбкой.
- Ты еще долго китайскую вазу изображать будешь? - после одного из светофоров он силой притянул ее к своей груди.
- Зря ты… - ком подступил к горлу.
Остатки сил, что помогали сохранить "лицо", вмиг истлели. По щекам побежали слезы.
- Я же предупреждала тебя, - она уже не пряталась. Подняла голову. Сквозь слезы посмотрела в глаза, - бедовая я. И, кажется, это уже не лечится.
Горячие, чуть шершавые подушечки пальцев прошлись по щекам, убирая слезы. Тяжелый, понимающий взгляд прошил насквозь.
- Будет видно, - Игорь снова притянул ее голову к своей груди и обнял еще крепче. - Дома расскажешь подробно. И чтобы больше никаких побегов и геройств. Догонять я так и не научился, а сама возвращаться ты не умеешь.
- А нужно ли оно тебе?
Ольга коснулась губами рубашки, закрывая себе рот. И зачем только ляпнула? Зачем вообще что-то еще спрашивать, если уже получила так много?
С минуту Варшавский молчал. За грудиной гулко и спокойно билось его сердце. Сильные руки баюкали на груди. Машина легко летела по ночному Питеру, приближая их к дому.
Ответ был не нужен. Ни чересчур фантастическое "да", ни слишком реальное "нет". Она обошлась бы и тишиной. Но Игорь все же ответил. Просто, коротко и честно, как умел только он:
- Поздно.
Забрав Ольгу домой, Игорь был уверен, что худшая часть вечера уже позади. О муже и ребенке он знал из досье и примерно предполагал, почему сына не оказалось в ее справке о составе семьи.
Однако слушать женскую исповедь вживую оказалось гораздо хуже, чем вид сырых стен вонючего обезьянника и логических умозаключений.
От начала рассказа до момента, когда, выговорившись, Ольга замолчала, он успел опрокинуть в себя три рюмки рома и влить в саму Власову две чашки горячего чая все с тем же ромом.
- О том, как давно Хасим все задумал и как готовился, я узнала лишь спустя полгода.
Раскрасневшаяся, уставшая, Ольга больше не плакала. Поджав ноги, она сидела рядом с ним на диване и обнимала свою кружку. Уже третью.
- Купил нотариальное разрешение на вывоз ребенка? - горький смешок сдержать не удалось.
Судьба. Слишком хорошо Игорь помнил, как вместе с сестрой первый раз вывозил на лечение племянника. Урод-папаша так и не явился в нотариальную контору. Смотреть в глаза жене, которую бросил с больным ребенком, ему показалось страшнее, чем дать шанс другим помочь сыну.
