Её потрясающий, умный, красивый, самый лучший в мире дрессировщик все же сделал то, что задумал - приручил. Кроме того, чтобы вернуть его, не хотелось больше ничего. С этой мыслью Ольга легла спать. С ней встала утром. Вместе с ней появилась жгучая потребность раздать долги.
Пользуясь приездом мамы, она не стала откладывать в долгий ящик то, что следовало сделать уже давно - свое увольнение. Кроме Розы в редакции больше никого не хотелось видеть. Ольга не смогла бы проработать там ни дня, а от разоблачений и вовсе воротило.
Словно сверху с ней были согласны, по дороге до работы не возникло ни одной пробки, на парковке нашлось свободное место, и даже Лобанов сидел в своём кабинете.
Ольга не стала спрашивать разрешения, чтобы войти. Кинув: «Утро доброе!» обалдевшей секретарше, она вошла к боссу и сразу же закрыла за собой дверь.
- Здравствуйте, - окинула взглядом кабинет. Так много раз здесь была, и злая, и довольная, и горящая идеями, но последняя встреча перечеркнула все, что было дорого.
- Если ты продлять отпуск, то это в кадры, - главред на короткий миг оторвался от своего монитора, чтобы посмотреть, кто вошел.
- Не нужно больше отпусков, - Ольга опустилась в кресло рядом со столом.
Теперь уже Лобанов повернулся к ней полностью.
- Значит, уходишь, - снял очки. - Ты ведь знаешь, я никого не уговариваю остаться и контрактом не держу.
- Я теперь столько всего знаю, что и контракт не удержал бы.
Лобанов без улыбки хмыкнул.
- Душа моя, если ты пришла сказать, какое я дерьмо, вали нахрен отсюда прямо сейчас, - совершенно спокойно, без тени ярости произнес он. - Я и близко не знал, что нашим главным нужно, и почему твой бесценный Варшавский им так важен. Все, что у меня было - догадки, и тебя предупредить я догадался.
- А я ценю! И за то, что превратили журнал в рычаг для чужих грязных войн. И за то, что позволили вмешиваться в личную жизнь своих работников.
- Ишь, идейная какая! Позволил я, видите ли.
- А это не так?
- Да они хотели, чтобы я статью про изнасилование в печать пустил! Твоим именем подписал, и с опровержением тянул две недели. Думаешь, легко было отбиться?
Фантазия Ольги мгновенно нарисовала, что было бы, воплотись задумка «Альянса» в реальность. После такой публикации адвокаты Игоря стерли бы журнал в порошок вместе со всеми его работниками, но репутация Варшавского была бы запачкана основательно. Никакое доброе дело и сотня опровержений не помогли бы «отмыться». Из мецената он навсегда превратился бы в насильника, а её подпись под статьей стала бы точкой в их истории.
- Сволочи! - кулаки сжались сами. Картинка в воображении получилась настолько яркой и пугающей, что тошнота снова подступила к горлу.
- Это ты ещё мягко сказала. С цензурой, - Лобанов отмахнулся.
Прогоняя дурноту, Ольга глубоко задышала.
- Тогда тем более я хочу уйти. И поскорее.
- Повторюсь - никто не держит, - словно это действительно было так просто, главред кивком указал на дверь. - Не скажу, что мне не жаль. Заменить тебя будет непросто, но сожаление не мой конёк.
- В таком случае удачи в поисках, - не желая задерживаться в этом кабинете ни на минуту дольше, Ольга встала.
- Как-нибудь обойдусь и без удачи, - Лобанов вернулся к своим делам.
- Конечно. Незаменимых нет.
От того, как все быстро и удачно разрешилось, на душе стало легко. Ноги сами понесли к выходу. Высокие каблуки, казалось, не касались паркета, и напряженный сверлящий взгляд в спину не мог заставить обернуться.
- И вот ещё, - неожиданно Лобанов снова заговорил, - если что, ты от меня этого не слышала, но не отстанут они от твоего Варшавского. Там у них впереди снова какой-то тендер, опять одна цель. Не знаю, что придумают на этот раз, только держалась бы ты от всего этого подальше, - главред потер глаза. - Роза сказала, сын снова с тобой живет, хлопот куча. Занимайся им. Не лезь в пекло. Нет никаких гарантий, что, если сильно прижмет, наши драгоценные боссы не возьмутся за окружение.
Обалдевшая от такого откровения Ольга открыла рот. Как? Что именно известно? За одну секунду в ее мозгу родилась сразу дюжина вопросов. Однако спросить что-либо Лобанов не позволил. Взмахом руки он по-барски указал на дверь, а чтобы у уволенной не возникло искушения задержаться, вызвал по громкой связи к себе секретаршу.
- Спасибо, - Ольга не стала заставлять вызывать и охрану. Последний раз взглянув на уже бывшего босса, она проглотила очередной ком и пошла собирать вещи.
***
Рабочий стол встретил её все той же пустотой. Среди толстого слоя пыли выделялся нарисованный пару дней назад смайлик и след от кружки, которой она тогда не успела воспользоваться. Вроде бы была здесь совсем недавно, а по ощущениям - в прошлой жизни.
Отчасти так это и было. Восемь лет под одной крышей - от незамужней наивной практикантки до скандально известной журналистки с разбитым сердцем и коллекцией бывших любовников - чем не жизнь? Кому-то хватило бы и на несколько реинкарнаций.
Складывать пожитки было и грустно, и волнительно. Много лет работа в журнале вытягивала её из болота неудавшейся семейной жизни. Череда взлетов и падений давно превратилась в сплошную взлетную полосу. На ней была знакома каждая трещинка и ямка. Впереди ждал только успех - ещё громче известность, ещё выше гонорары.
Но сейчас все закончилось. Осталась лишь любимая чашка, упаковка чая, журнал со статьей об Игоре да пара блокнотов с адресами и телефонами. Скромные пожитки легко поместились в коробку из-под бумаги. Оставалось лишь сдать карту-ключ, пропуск для парковки и сообщить Розе радостную весть об освободившемся столе у окна.
Как оказалось чуть позже, порадовать удалось не только подругу.
На парковке было безлюдно. Черно-серо-цветастые ряды машин, сонный охранник и безлошадный Панин, как обычно ожидающий жену.
- Дела так плохи, что пришлось ехать на работу за бумагой? - съязвил он, стоило подойти поближе.
Ольга бросила на него взгляд. Задумалась. Симпатичный же мужик: высокий, подтянутый, не идиот, а яда как у бабы в лютый ПМС. Что, спрашивается, сделало его таким?
- Жадность, она такая штука… - Власова поставила коробку на пол и нырнула рукой в сумочку за брелком, - …не лечится и жить мешает. Как зависть.
- Если это намёк, то я точно не завидую. Мне моя задница дороже сомнительной славы.
- Ну конечно, тебе ж на ней сидеть! Не дай Бой напрячься и форму испортить.
- Зато никто не вдует.
Панин ехидно оскалился, и у Ольги аж рука зачесалась съездить по его наглой выбритой роже. Скотина! Идеальный журналист для своих боссов. Слеплен по образу и подобию.
- Знаешь, иногда лучше, чтобы нагнули и вдули. Пусть! Лишь бы сделать дело, а не отсиживаться годами, поджав хвост.
