Оба искренне надеялись, что на поздних сроках округлившаяся Ольга бросит свою затею, и одной головной болью станет меньше. Варшавский считал дни и недели. Мартынов - километраж и количество мест, которые за день успевала объехать неугомонная супруга босса.
Надежда теплилась до тридцать седьмой недели. После нее оба бросили свои напрасные надежды. Ну а на сороковой, именно сейчас, когда дома буйствовала родня, и возле входной двери стоял готовый баул в роддом, Ольга решила поставить абсолютный рекорд занятости.
***
Этим днем телефон жены молчал с самого утра. Игорь трижды набирал её номер, но все три раза приходилось впустую выслушивать гудки. Дима, который никогда не позволял себе вольности в виде пропущенного звонка, тоже молчал.
Складывалось впечатление, что они сговорились, но в четыре дня знакомый Мерседес с Димой за рулем и без Ольги припарковался под окнами главного корпуса фирмы. Тут Игорю стало уже не до шуток.
Мысленно уволив Диму и надавав Ольге по заду, он бросил все дела. Пулей вылетел из кабинета и, на бегу запрашивая у Мартынова данные последней геолокации своей благоверной, ринулся к парковке.
Ответить Виктор не успел. Вместо него на экране телефона высветился неизвестный номер, а потом какой-то мужик зло и сухо доложил, что везет его жену в роддом, и из-за стремительно начавшихся схваток сама говорить она не может.
Если бы дело касалось не Ольги, Игорь принял бы звонок за розыгрыш и послал бы шутника в пеший поход по интимным местам, но свою жену он успел узнать хорошо. Никакое подтверждение не понадобилось. Моля Бога, чтобы мужик, который вез ее, не оказался тем самым рейдером, зажравшимся чиновником или хапугой-банкиром, он сиганул в приобретенный для семейных поездок Кайен и ударил по газам.
Сколько за одну поездку нарушил правил, Варшавский не считал. Кайен мчал как на ралли. Где по дороге, где по тротуарам, а где и по зеленому газону. Сердце от волнения бухало так, словно хотело вырваться из груди. Пальцы до побелевших костяшек сжимали руль, а пред глазами стояла Ольга. Такая, какой он видел ее утром - при макияже, прическе, в красном платье и красивая настолько, что хотелось сгрести в объятия и никуда не отпускать.
Такой же, обалдевший, злой и быстрый, будто все еще за рулем, Игорь влетел в приемное отделение роддома. Такой же пролетел по коридорам, не слыша и не видя никого, в подготовленную для жены еще пару дней назад палату.
- Вы муж этой сумасшедшей?
У двери палаты обнаружился незнакомый мужик. Высокий, широкоплечий, со смазливой физиономией, которую тут же для профилактики остро захотелось начистить, и внешне на несколько лет моложе Варшавского. Судя по голосу, именно с ним Игорь говорил по телефону несколько минут назад.
- Если сумасшедшей, то точно я, - он на минуту остановился отдышаться.
- Она у вас совсем без тормозов, - мужик сочувственно хмыкнул. - Запирали бы Вы ее, что ли… Для ее же безопасности.
- Я надеялся на мозг.
- Мм… Не тот случай. Совсем не тот!
Вероятно, сам того не зная, он произнес запоздалую мысль самого Варшавского. Игорю даже захотелось сказать «спасибо» за понимание, но дверь палаты открылась, и на него налетело круглое облачко с мученической миной на лице.
- Ты приехал!
Ольга выглядела точь-в-точь как утром, только чуть белее.
- Нет, это мой призрак, а сам я сейчас на работе. Жду, когда жена соизволит взять трубку и сообщить радостную весть! - глянув по сторонам, Игорь осторожно повел ее обратно в палату.
- Я не могла! Прости, пожалуйста! Этот мужик… Я за ним месяц гоняюсь.
- Лучше бы ты месяц дома посидела.
- Нет, ты не понимаешь! - Ольга зажмурилась, посчитала себе под нос до пяти, а потом, стиснув его руку с силой гидравлического пресса, произнесла: - О нем нет никакой информации. Он не дает интервью и отказывается встречаться с прессой.
- Оля, ты вообще заметила, что ты беременная и вот-вот родишь?
- Его разговорить могла только я!
Она снова зажмурилась. Лицо ещё сильнее побелело, и от волнения Варшавский с трудом вспомнил, как год назад был на месте того мужика. Закрытый для всех, не дающий интервью и относящийся к прессе, как к мусору под ногами.
- Гребаная карма! - он все же рассмеялся.
- Что? - Ольга снова принялась считать под нос.
- Надо будет сказать ему, чтобы срочно раскрыл всю информацию о себе.
- Варшавский! Это у тебя шутки такие?
- Нет, любимая, это у меня опыт.
- Чёрт! Только не говори прямо сейчас, что ты жалеешь! - она выпустила его ладонь и двумя руками оперлась о кровать. - Твою мать! Ох! Варшавский, я не запихну его обратно!
Хватило одного стона, как все веселье будто ветром сдуло. Игорь вмиг забыл и о мужике в коридоре, и о знакомстве.
- Оля… - не спрашивая, он положил руки на ее поясницу и принялся массировать.
- Да! Так! - она шумно задышала. - Я уже и забыла, как это больно.
- Я могу как-то ещё помочь?
- Да! Больше с голым членом ко мне не подходи! - яростно огрызнулась. - Два презерватива! Минимум! И зеленкой сверху!
- И йодом. Я согласен, но сейчас, может, пора позвать врачей?
Его умная и всегда уверенная в себе жена глянула через плечо совершенно безумным взглядом.
- И ты ещё здесь?!
- Ну а вдруг ты все же решишь напоследок взять интервью?!
Ярость в зелёных глазах сменилась отчаянием, на губах мелькнуло подобие улыбки.
Дополнительных намеков Игорю не понадобилась. Больше не тратя времени, он вылетел из палаты и тут же сообщил бригаде врачей, что его жена готова.
Процедура была оговорена и переговорена с Ольгой десятки раз. Мысленно он сдал самому себе зачёт по подготовке к родам. За всю его карьеру не нашлось бы проекта, к которому Игорь готовился основательнее, но теперь… прямо у него на глазах Ольгу увели в родзал, с лязгом закрылась белая дверь, и каждый нерв, каждое нервное окончание зазвенело от напряжения.
Это сложно было описать. Сложно понять самому, но от волнения, радости и страха внутри будто все переплеталось, пульсировало, выворачивало душу наизнанку.
Ожидание изводило неизвестностью. Редкие сдавленные стоны из-за двери заставляли сжимать челюсть до зубного скрежета. Минуты не бежали, а ползли…
…пока один громкий, переливчатый, заявляющий о себе крик не донесся до коридора.
До момента, когда с радостной вестью к нему подошёл доктор, Игорю казалось, что он не дышал. Сидел с широко раскрытыми глазами, чувствуя, как тревога змейками плавно стекает по телу.
Он не знал, где он.
Он забыл, кто он.
