Влюбленной дурочке Майе теперь мало было вздыхать по своему кумиру издалека. Сейчас он нужен был полностью. Со своей дерзкой улыбкой, сумасшедшей развратной фантазией и совершенным телом. Весь! Нам мне. Подо мной. Во мне.
— С ума по тебе схожу, пчелка!
Не дожидаясь ответа, Макс рывком прижал мою спину к своему стальному торсу и начал вколачиваться все быстрее и глубже. Он словно решил установить какой-то рекорд. Лишить меня своим фирменным оргазмом не только рассудка, но и вытрясти дух.
От распирающей заполненности, с бешенной скоростью сменяющейся пустотой, я успевала лишь ахать. Внизу живота все искрило от напряжения. Член не останавливался ни на миг, и коснись Макс моих подпухших складок своими умелыми пальцами, даже жители соседнего дома услышали бы как мне хорошо.
— Пообещай сменить работу!
Мой любимый мужчина растягивал нашу общую агонию с одержимостью мазохиста. Его руки мяли мою грудь, до боли сжимали соски, а член поршнем таранил снизу так, что колени отрывались от матраса.
— Не-е-ет…
Я даже не думала, что говорю. В мыслях застряло строгое «нет», и другие слова куда-то подевались.
— Упрямая маленькая пчелка! Опять споришь!
Со злым рыком Макс толкнул меня на матрас и всем телом пригвоздил сверху.
— Лучше скажи «да», — от нового толчка кровать громко ударилась о стену. — Две буквы. Ты сможешь.
Выйдя из меня полностью, Макс погладил головкой чувствительную плоть и настороженно замер.
— Прости, — чтобы не удариться головой в изголовье, пришлось упереться в него руками. Внутри все болело от потребности кончить. Мне нужно было лишь еще несколько движений, чуть-чуть ласки, а не наша вечная борьба.
— Зараза!
Мой мучитель не выдержал сам. Словно в наказание на меня обрушилась целая лавина толчков и слитых в неразборчивый поток ругательств.
Споры и игры прекратились. Макс больше не упрашивал, не настаивал и не пытался быть нежным. Вместо этого он устроил фирменную порку. Без рук, жестко. Так, что от быстрых шлепков моя многострадальная пятая точка начала гореть, и ноги разъехались еще шире, будто во мне вдруг проснулась тренированная гимнастка.
Под ритмичный стук кровати в стену я ощутила, как постепенно подхожу к самому сильному своему оргазму. Он надвигался на меня как поезд. Неотвратимо, ослепляя фарами и не позволяя сделать ни одного вдоха.
Не в силах сопротивляться, я уткнулась лбом в простыню и зажмурилась.
Удар.
Снова удар.
Растягивающее тугую плоть проникновение до звонкого хлопка.
Удар.
И снова полностью наружу, чтобы заполнить до отказа своей твердостью.
Быстрее с каждой секундой и горячо… до пульсации. До глухого вскрика в матрас и хрипящего, отчаянного «Майя» между лопаток.
Наверное, ни одна женщина не устояла бы против аргументов Максима Громова и сменила бы не то что работу, а полностью подстроила под него свою жизнь. Я устояла исключительно на ненормальном, закаленном прошлым упрямстве.
Детдомовские никогда не верят в счастье навсегда. Они хотят этого. Могут драться за него до последнего, но никогда, даже получив гарантии, не сойдут со своего, пусть неудобного, но проторенного пути.
Забираться в новые долги мне не хотелось так же сильно, как становиться ненужной ассистенткой. К счастью, вымотанный и счастливый, Макс больше и не пытался говорить о работе. Он будто отошел в сторону, позволив мне самой решать свои проблемы.
Ключевым было «будто».
Уже спустя пару дней я убедилась, насколько ошиблась с выводами об «успокоившемся» Максе. Не знаю, через агента или сам, но Громов умудрился разобраться с моей работой очень необычным способом. Нет, он не уговорил руководство уволить меня, не подсунул другую работу, на которой я чувствовала бы себя лишней и неопытной.
Он оставил все как есть, только мой график удивительным образом совпал с календарем его выездных игр, а еще охрана клуба принялась опекать меня по поводу и без и усаживать в удивительным образом заранее оплаченное такси после окончания каждой смены.
Первый раз меня это удивило. Остановка метро была всего в паре сотен метров от клуба, но Стас перехватил мою сумочку, распахнул дверцу и, словно своему должнику, приказал водителю проконтролировать, чтобы я добралась до квартиры. Второй раз я все так же не поняла, что происходит. Ну а в третий уже улыбалась на все тридцать два.
Мой мужчина придумал, как заботиться о моей безопасности, находясь вдалеке. Не представляю, сколько ему это стоило, но водители каждый раз хмурились, ворчали о «перестраховщиках» и «ревнивых парнях». Однако за всю дорогу потом ни разу не превышали скорость и, доставив меня до крыльца, еще некоторое время ждали, будто я была принцессой, за безопасность которой отвечали своей головой.
Глава 18
Макс
Я сам не заметил, как вместе с Майей в моей жизни появилась еще одна совершенно новая штука — ревность. Майя не напяливала на себя коротких платьев с декольте до пупа, не дефилировала между трибунами на высоченных каблуках, но слюнявые мужские взгляды сопровождали ее как за пределами арены, так и внутри.
Словно шакалы, учуявшие запах свежего мяса, мои собственные одноклубники забрасывали девчонку комплиментами, приглашали покататься на своих тачках и, совсем забив на инстинкт самосохранения, звали в гости.
Не вылезавшая из салонов красоты Инга не получала и десятой доли внимания от охреневших носителей гульфиков. Пчелка словно действительно была обмазана медом, и лишь "производственная" необходимость в здоровых конечностях суицидников до конца сезона удерживала мои зудящие кулаки от полевой лоботомии.
Майя чужое внимание словно и не замечала. Встречая у черного выхода арены, в аэропорту после недели на выезде, она летела прямиком ко мне без всяких селфи и боевых походок "от бедра", от чего остальная длинноногая свора презрительно хмурила брови и надувала прокачанные силиконом свистки.
Недавно "опапившиеся" Конев с Клюевым смотрели на меня как умудренные сединой попы на зеленого выпускника семинарии. Я на себя со стороны не смотрел вовсе. Мне тупо было хорошо. На подкорке то и дело чесалась ревность, на площадке шайбы регулярно летали в нужные ворота, а дома всегда ждала заботливая девчонка с острым язычком и потрясающим телом.
Единственное, чего не хватало — бассейна по утрам и своих тренажеров. В ванне Майи уйти в заплыв можно было лишь сидя на заднице, да еще скрутившись в три погибели, а так уж вышло — почти все свободные дни и ночи мы проводили именно в старой квартире.
Вначале потому, что учиться Майе проще было дома. Потом потому, что ее квартира была ближе, а терпения добраться до дома хватало не всегда. Ну и в середине декабря, когда Василий выяснил-таки, что случилось с вентилем и трубами, я фактически прописался у Майи по уже нешуточным причинам.
