— Не поедем сегодня никуда, — отлепив чугунную голову от боковины дивана, я изо всех сил зажмурилась.
— Уверена? — рядом тоскливо скрипнули пружины, и к моему плечу прижалось плечо подруги.
— Охрана на КПП в третий раз точно вызовет полицию, а оправдываться на арене перед его командой и друзьями… — на миг я представила, как в слезах клянусь, что не изменяла, а на меня с осуждением из коридора смотрят Борис и капитан, — …глупая это была идея.
— Тогда что?
Я пожала плечами.
— Может, закупим пару кило конфет и включим «Послание в бутылке»? — у Вари были планы на все случаи жизни.
— Боюсь, тогда этой квартире второй раз грозит потоп, — усмехнулась сквозь резь в глазах. — А спасать теперь некому.
— Еще варианты?
— Не нужно ничего, — я встала. Никакие ухищрения не помогали. Маховик эмоций раскрутился на полную, и слезы рвались наружу, мешая думать. — Спасибо тебе за все. Вечером Макс улетит на неделю, и ничего с этим поделать мы не сможем.
Моя предприимчивая подруга беспомощно уставилась на меня.
— Езжай домой, Варь. Мне нужно побыть одной. Хотя бы день.
Будто попросила отрубить себе пару пальцев, Варя уперла руки в бока и воинственно сдула с лица платиновую прядь.
— Правда, езжай. Я ничего плохого с собой не сделаю. Пореву в подушку, а когда немного отпустит, попытаюсь понять, как вчерашнее вообще могло произойти.
— Оставаться одной для этого необязательно. Я могу менять подушки… ну, если одной будет мало. А еще могу делать чай, чтобы потом было чем плакать.
Такие же красные как, вероятно, и у меня глаза посмотрели с такой надеждой, что на миг захотелось сдаться.
— Не нужно. Ты вчера и так много сделала. Теперь я сама. Так нужно.
Как и ожидалось от настоящей боевой подруги, на эту просьбу у Вари нашлась целая дюжина возражений. Некоторые так и манили ответить "да". Но я сдержалась. Выпила с ней кофе, еще раз подтвердила, что точно хочу побыть одной. Поклялась не делать ничего с собой опасного. И только после этого смогла спокойно проститься.
Отпускать Варю было тяжело, как я ни держалась. День назад от меня точно так же ушел другой любимый человек. Но душа уже рвалась на части, переполненная отчаянием и злостью. Пока они не перелились через край, как в унитазе, нужно было срочно спустить воду.
При Варе я бы не смогла. Правильные девочки не плачут до распухших глаз и не размазывают сопли по лицу будто маску. Правильные девочки принимают решения и идут к своим целям. А я пока не могла. Пока выгорела.
Мой расчет на то, что за день удастся выплакаться и обдумать, как жить дальше, провалился с треском. После ухода Вари слезы таки хлынули. Их был настоящий поток. Половина рулона туалетной бумаги ушло за полчаса, и казалось, что я только "размялась".
На второй и третий день легче не стало. Радуясь, что для получения диплома осталось написать дипломную, я отпросилась в клубе и засела в четырех стенах.
Одиночество и время лечили плохо. Каждая вещь в доме напоминала о Максе. Диван в гостиной, на котором он засыпал, пока я на кухне строила из себя Гордона Рамзи. Заваленный маленькими подушками подоконник в зале, где этот маньяк учил меня целоваться, а потом матерился, что не прихватил презервативы. Дубовый кухонный стол, на котором я чуть не стесала себе спину, пока Макс ласкал меня ртом. Даже пушистый коврик в ванной! Именно на нем, стоя на коленях пару недель назад, я впервые попробовала на вкус любимого мужчину.
Как ревнивый мартовский кот Макс пометил воспоминаниями каждый уголок. Без него квартира превратилась в пустой мемориал моей счастливой жизни. В ней можно было только плакать или, надеясь высмотреть знакомое лицо, сидеть по вечерам перед телевизором. И ждать.
Наверное это был клинический случай, но я верила, что Макс вернется. Это была вера отчаявшегося. Того, кто приложил все силы, чтобы исправить ошибку, ничего не получил взамен и сел на попу.
После первых двух дней слез я даже перестала прокручивать в мыслях сообщение, которое отправила бы ему. Писать, что все ложь, было глупо. Просить о встрече — наивно. Признаваться в любви… Он знал о ней, признание звучало и не раз, хоть и безответно.
Один раз Макс уже исчезал из моей жизни, но потом вернулся. Возможно я была последней дурой, но наивная надежда, что это повторится, так крепко засела на душе, что ее было ничем не вытравить.
Спустя пять дней домашнего заточения эта надежда и стала маяком для всех последующих действий.
* * *
Решиться бросить все оказалось просто. За полгода я так и не обжилась большим количеством вещей, так что в Варин маленький Опель без проблем поместился весь мой скарб.
— Ты уверена, что не жалеешь? — мы обе глядели из окна, как в мою квартиру вносят вещи новые жильцы.
Арендаторы нашлись спустя пару часов после того, как я вывесила в интернете объявление о сдаче квартиры. Молодая пара с двумя детьми светилась от счастья, когда я устроила им просмотр, и в тот же вечер передала аванс.
— Теперь не жалею, — я не лгала. После того, как отдала ключ, с сердца словно камень упал. — Поживу пока завершу дипломную у родителей. В детском кафе возле дома для меня уже и работа нашлась. Буду разносить малышам мороженное и какао. После ночного клуба должна справиться.
— Н-да, карьерный рост, однако.
— Точно, и никаких чаевых в декольте.
Мы с грустными улыбками посмотрели друг на друга.
— А Саша? — Варя вдруг спохватилась. — Ты так просто спустишь ему все с рук?
Тут пришел мой черед тяжело вздыхать.
— К сожалению, придется надеяться на возмездие свыше.
— А полиция? Ты ж вроде вчера собиралась туда с заключением из клиники.
Хоть я всего лишь обмолвилась о таких планах в одном из разговоров, подруга ничего не пропустила мимо ушей.
— Я была там вчера, — от воспоминаний по телу пробежал холодок. Пожалуй, в моем прощальном плане этот пункт был самым сложным и, как оказалось, пустым.
— И что?
— Заявление они приняли, но ничего серьезного Саше не грозит. Если найдет адвоката, то и вообще выйдет сухим из воды.
Варя нервно заерзала.
— Блин! Как это возможно? Они там что, совсем работать не хотят?
— Не в них дело. Все проще. Саша ничего не украл и насилия надо мной не совершал. Он всего-то разлучил нас с Максом. А за душевные травмы у нас не судят.
— Но клофелин! Лаборатория же доказала, что у тебя в крови была эта дрянь, — из нас двоих Варя, казалось, переживала сильнее.
— Саша забрал бутылку и помыл бокалы. Доказать, что он отравитель, почти невозможно. Помогло бы чистосердечное признание, но кто ж его заставит?
