– Да уж не богато, куда нам до этих, что вихляются в телевизоре с утра до ночи! Мы люди простые, своим трудом зарабатываем на хлеб с молоком. Ни перед кем ляжками не сверкаем, титьками не трясём. Совсем уже обнаглели! Вот была на днях передача, там деваха на содержании у одного спортсмена, сама призналась, что ни дня не работала! Так все сидящие в студии ею восхищались, мол, умница она и красавица! Тьфу! А другую, что работает с утра до вечера и ребёнка одна растит, клевали все кому не лень! Куда мы прикатились?! Значит, получается, что работать это плохо, а ноги раздвигать хорошо? И этому учат молодёжь по телевизору!
– То есть вы хотите сказать, что девушка эта из порядочных? – решительно прервала Мирослава лавину неожиданного красноречия почтальона.
Волгина ей сочувствовала – накопилось у женщины за годы социальной несправедливости, но пускаться в обсуждение данной темы не собиралась.
– Да, – кивнула Валентина, – я уверена, что девушка не из гулящих.
– Как вы думаете, она могла быть медсестрой?
– Может быть. Но не думаю, что она пришла кому-то уколы делать.
– Почему?
– Сумочка у неё была обычная, девичья.
– Понятно.
– Скорее всего, она просто к кому-то приходила в гости, – предположила Валентина.
– Спасибо. Куда вас отвезти?
Почтальон назвала адрес, и Мирослава тронула автомобиль с места.
Глава 14
На улице было тихо и морозно. Морис смотрел в окно. Сад ещё утопал в снегу, деревья поёживались, еле-еле шевеля ветвями. Высоко в небе сплошным караваном плыли светло-серые облака. Несмотря на календарную весну, март в России всё ещё зима…
Но тем не менее сегодня праздник! Восьмое марта!
Мирослава с утра уехала к тёте. А вечером обещала привезти с собой Люсю. Морис от подруги Мирославы был не в восторге.
Но, как говорил Наполеонов, друзья детства – это святое.
Морис вздохнул. И тут кто-то стал ломиться в ворота, колотя по ним изо всех сил и вопя:
– Откройте! Полиция!
– Лёгок на помине, – улыбнулся Миндаугас.
– Ты позвонить не мог? – спросил он Шуру, въехавшего во двор и выбиравшегося, пыхтя, из машины.
– Не мог!
– Почему?
– Хотел тебя развеселить, пойдём скорее. – Он подтолкнул Миндаугаса к крыльцу.
В руках Шура держал огромную охапку красных гвоздик и свёрнутые рулоны бумаги.
– Сегодня Седьмое ноября? – холодно поинтересовался Миндаугас.
– Шутишь! Восьмое марта!
Шура ввалился в дом и ринулся с ходу в столовую.
– Вот! – радостно выдохнул он, свалил на диван гвоздики и стал раскручивать рулоны.
У Миндаугаса глаза полезли на лоб.
– Что это?! – ужаснулся Морис.
– Не узнаёшь? – ухмыльнулся Шура. – Это хозяйки праздника!
– Не понимаю…
– Правильно про вас говорят, что вы тормоза, – беспечно отозвался Наполеонов.
– Это не про нас, – нахмурился Морис, – а про эстонцев.
– Какая разница, – махнул Шура рукой, – все вы прибалты.
– Нет такой национальности! – возмутился Морис. – И вообще, я же не говорю, что русские, украинцы, белорусы – это одно и то же.
– Говори, я не возражаю, – улыбнулся Шура.
Морис сердито фыркнул.
– Он тебе уроки бесплатно даёт? – поинтересовался Наполеонов.
– Кто? Какие уроки? – растерялся Морис.
– Дон, конечно. Ты так классно научился у него фыркать.
Морис снисходительно улыбнулся.
– Тебе идёт, – обронил Шура и продолжил: – Розу мы повесим сюда, а Клару.
– Я против! – не выдержал Миндаугас.
– Баба-яга всегда против! – парировал Наполеонов.
– Я не позволю тебе превращать дом в бог весть что!
– Викинг, ведь это не твой дом, – подмигнул ему Шура.
Глаза Мориса превратились в лёд.
Шура притворно поёжился.
– Ой, я замерзаю!
– Не кривляйся!
– Ладно! Я не хочу с тобой ссориться. Кстати, что у нас на ужин?
Морис открыл рот. Шура бросился к нему с распростёртыми объятиями и крепко обнял опешившего Миндаугаса. Потом он поднял глаза и ласково посмотрел в глаза Мориса.
– Но ведь ты тоже в свою очередь должен хотеть сделать мне приятное, – лукаво подмигнул он.
– Я? Тебе? Ты сошёл с ума?! – Морис освободился от объятий Наполеонова.
– С вами сойдёшь, – Шура сделал вид, что обиделся, – но каждый думает в меру своей испорченности. Я говорил о другом!
– О чём?!
– Что мы должны идти навстречу друг другу!
– В смысле?!
– Ты хочешь сделать Мирославе сюрприз, я тоже.
– Ну и?
– Давай разделим территорию.
– Как это?
– Ты украшаешь гостиную, как твоей душе угодно, а я столовую! Только не спеши говорить нет! Я дружу с Мирославой с детства!
– Да помню я! – отмахнулся Миндаугас.
– Значит, да?
– Значит, да, – сдался Морис.
– Ура! – завопил Шура. – Март! Мир! Дружба! – И снова кинулся на шею Миндаугаса.
– Мой бог! – воскликнул тот. – Ты надоел мне сегодня хуже горькой редиски!
– Не редиски, а редьки, – поправил Шура, – но ты прав, наша редиска ядрёная! Не то что их!
Морис решил не выяснять, кого Наполеонов обозначил словом «их», чтобы не увязнуть в новом споре. Он пробормотал себе под нос что-то по-литовски и удалился.
– Чудак человек, – вздохнул Шура, – счастья своего не понимает, его в воду толкают, а он на берег лезет.
Наполеонов заметался по комнате, выбирая место на стене для портретов, вздыхая и причитая. Часа через полтора он управился и остался доволен своими трудами.
– Тебе помочь? – просунул он голову в гостиную.
– Нет, не надо, – отозвался Миндаугас.
– Как хочешь, я тогда пойду подремлю.
– Угу.
– А можно я перед этим чашку чая выпью? – спросил он вкрадчиво.
– Да, там на подносе пирожки. Чай нальёшь сам.
– Я обожаю тебя, детка! – обрадовался Наполеонов и ринулся на кухню, не слыша, как хмыкнул Миндаугас.
Мирослава позвонила около шести часов вечера. Морис снял трубку.
– Мы скоро приедем, – прозвучал голос Волгиной.
