А как известно, богиня Иштар покровительствовала женщинам, плодородию и любви. Свой день 8 Марта был и в Древнем Риме. Он считался праздником свободнорождённых женщин.
Древнеримские матроны получали в этот день подарки от своих мужчин. После чего, надев на голову венки, они шли в храм Весты – богини, которая покровительствовала домашнему очагу.
– Домостройщик, – хмыкнул Шура.
– Ничего подобного! – возмутилась Людмила, уже надевшая на себя все украшения. – Это тебе, Шурик, только бы пахать на женщинах!
– Ага, на вас попашешь, – проговорил Шура, уплетая печёночный паштет, – на вас где сядешь, там и слезешь.
Мирослава вытащила из вазы веточку мимозы и уткнула в неё нос.
– Как я люблю мимозы, – вздохнула она.
– Между прочим, это никакая не мимоза, – фыркнул Наполеонов.
– Ага, – сказала Люся, – это одуванчики, ты, Шура, давно у окулиста был?
– Давно. Это акация серебристая.
– Нам всё равно, как эти веточки называются, главное, они очень милые и пахнут приятно.
– Люся! А давай ты у нас будешь мимозой! – оживился Шура.
– Какой ещё мимозой?!
– Стыдливой, например. Представляешь, если до неё дотронуться, она листики опускает.
– У меня нет листиков, – отмахнулась Люся.
– А ты будешь ресницы опускать.
– Щас! Только валенки 45-го размера сниму!
– У тебя же 38-й? – не понял Шура.
– Так для тебя специально растоптала.
– Нет в тебе ничего от тургеневской девушки, – вздохнул Наполеонов притворно и перевёл взгляд на Мирославу.
Та смотрела на него и улыбалась.
– Нет, – вздохнул он тяжело, – в тебе тоже никакой трепетности, если на кого и тянешь, то только на королеву амазонок.
– Геракла жалко! – Люся сделала вид, что смахивает непрошеную слезу.
– При чём тут Геракл? – не понял Шура.
– Как при чём? – всплеснула обеими руками Люся. – Если королевой амазонок будет Мирослава, то она разделает его под орех! И всё! Не дождётся мир от него больше никаких подвигов!
– Ну, знаешь ли! – возмутился Шура, глядя на ухмыляющуюся Люсю.
– Предлагаю перейти на более романтичные темы, – прервала их препирательства Мирослава и обратилась к Морису: – Сыграй, пожалуйста, что-нибудь.
Миндаугас не заставил себя упрашивать, сел за рояль и опустил пальцы на клавиши. Одно мгновение они были неподвижны, а потом взлетели, как две белые птицы! И снова опустились, и в тот же миг прекрасная мелодия заполнила собой всё вокруг.
Глава 15
Морис медленно открыл глаза… В комнате было светло от света луны, льющегося сквозь незакрытое окно. Он быстро вздохнул от удивления и приподнялся. Фигура Мирославы наклонилась над ним.
– Что вы здесь делаете? – спросил он шёпотом и непроизвольно отодвинулся от одного края кровати к другому.
Она ничего не ответила, наклонилась к его лицу, а когда он отпрянул, обхватила его голову обеими руками и жадно прильнула к губам. Морис чувствовал, что силы оставляют его. Ему стало жарко от её дыхания. Он почувствовал её язык на своих губах и невольно стал отвечать на её поцелуй. От её аромата и тепла губ его сознание помрачилось. А поцелуй всё длился и длился.
Морис застонал и отпрянул.
– Что вы делаете? – вырвалось у него.
Она снова не произнесла ни слова в ответ, только протянула к нему руки, требуя большего. Морис снова отодвинулся и упал на пол. Ему показалось, что она рассмеялась.
И тут он проснулся – то ли от грохота, то ли от ушиба. В комнате звонил телефон. И не было никакой Мирославы. Морис стёр пот со лба и выпутался из простыни.
– Приснится же такое, – пробормотал он. Когда Миндаугас добрался до телефона, тот уже замолчал.
Морис задвинул штору. В комнате воцарился полумрак. Было слышно, как тикают часы и ветер приподнимает край ткани, просачиваясь сквозь маленькую щель приоткрытого для проветривания окна.
Спать расхотелось. Он дотянулся до ночника, взял книгу и попытался читать. Но внимание рассеивалось. Он смотрел на страницу и ничего не видел.
Мирослава… Она была так близко и в то же время так далеко.
Уж самому-то себе он мог признаться, что любит её. Полюбил в то самое мгновение, когда увидел. Но может ли он рассчитывать на взаимность?
Порой он ощущал на себе её взгляды. Но эти взгляды ему совсем не нравились. Он так не хотел. Морис надеялся войти в её душу. Конечно, он был реалистом и понимал, что никогда не сможет завладеть всей её душой, но хотя бы частью! Близость на основе одного лишь желания претила ему.
Миндаугас не желал быть источником наслаждения. Он хотел быть источником счастья. И почему-то был уверен, что сможет добиться своего.
Морис посмотрел на часы. Всего три часа ночи. Он перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
Вскоре ему приснилось море, волны которого набегали на песок и пригоршнями выносили янтарь. Камни светились на солнце и были похожи на глаза… Дона. Когда Морис проснулся снова, было уже около семи утра. Он решил, что самое лучшее – спуститься вниз, накормить кота и приготовить завтрак на двоих.
Малиновый рассвет пытался просочиться сквозь тонкую ткань занавески, но скапливался в складках невесомыми отблесками пурпура, а потом падал на стены лёгкими пёрышками снегирей…
Мирослава расчёсывала свои русые волосы, позволив им легко сбегать на плечи, и думала о том, что лучше сделать – позвонить секретарше Татьяне или нагрянуть в контору и застать Бумазейкина врасплох. В конце концов она решила, что одно другому не мешает.
После завтрака Волгина сказала Миндаугасу, чтобы он не ждал её к обеду. И, поймав его вопросительный взгляд, объяснила:
– Я собираюсь поговорить с секретаршей фирмы, принадлежавшей Олегу Чекурову.
– Шура вроде бы с ней разговаривал, – вскользь заметил Морис.
Мирослава кивнула.
– Да, но я надеюсь извлечь из нашей беседы ответы на некоторые вопросы.
– Хорошо.
Набрав номер секретаря, Мирослава объяснила девушке, что она частный детектив и работает по поручению Сергея Юргенева. Услышав об этом, девушка сразу согласилась с ней поговорить и назначила встречу в обеденный перерыв в закусочной «У Карена».
– Понимаете, я привыкла там обедать, – несколько смущённо объяснила она.
– Закусочная вполне подходит, – приободрила её Мирослава, – я буду ждать вас на крыльце.
– Хорошо.
Волгина подъехала к закусочной чуть раньше назначенного времени. Осмотрелась. Ей понравился маленький скверик поодаль.
