– А как же его отношения с Вешняковой?
– О каких отношениях вы говорите! – возмутилась Свиридова. – Эта девица присосалась к нему как пиявка и пила из него жизненные соки!
– Какие соки? – уточнил следователь.
– Я имею в виду деньги.
– Он сам вам говорил об этом?
– Ну конечно!
– Как вы думаете, почему Чекуров не составил завещание в пользу своей жены?
– И вы ещё спрашиваете?! – возмутилась Аделаида Петровна.
– Да, спрашиваю. Именно за этим я и пригласил вас сюда.
– Ну хорошо, я думаю, что Юргенев и Вешнякова опутали его своей паутиной.
– Какой ещё паутиной?!
– Лжи и угроз.
– Вы считаете, что они были в сговоре?
– Естественно! Разве вы не знаете, что они были любовниками?
– Понятия не имею!
– Ну, так вот я вам говорю!
– Кто может подтвердить ваши слова?
– Этого я не знаю. Навряд ли Олег был ещё с кем-то так откровенен, как со мной.
Наполеонов подумал, что бал-маскарад, пожалуй, пора завершать.
– Ну что ж, Аделаида Петровна, вы очень помогли следствию. Теперь распишитесь на каждой странице и можете быть свободны. Пока! – добавил он многозначительно.
– Что значит «пока»? – насторожилась Свиридова.
– Пока и значит пока. Если выяснится, что вы ввели следствие в заблуждение, то вас привлекут к ответственности и будут судить.
– За что судить?! – изумилась Свиридова.
– За дачу ложных показаний, вот и статья соответствующая имеется, почитайте.
Оторвавшись от текста, Аделаида Петровна издала вопль, от которого зазвенели стёкла в кабинете.
– Аборигены ранили слона? – сунула голову в кабинет секретарь Элла Русакова.
– Нет-нет, Эллочка, Всё в порядке. Накапай в стопочку валерьянки и принеси.
– Будет сделано! – отозвалась неунывающая Элла и через минуту уже сунула стаканчик с пахучей жидкостью в руки Свиридовой. Та залпом выпила и залилась слезами.
– Я не виновата! – причитала она. – Я только хотела помочь бедной девочке.
– Какой ещё бедной девочке?
– Анечке! У-у-у!
– Вдове, что ли?
– Ну да, – закивала Свиридова.
– Вы виделись с ней?
– Виделась! Она позвонила и хотела поговорить с Верой.
– А Вера что?
– Её не было в то время дома.
– А потом?
– А потом я ей не сказала. Решила, что мне самой лучше поговорить с Анечкой.
– И о чём же вы говорили?
– Она рассказала мне о своей любви к Олегу, о том, как он её бросил, и она теперь осталась нагая и босая.
– А про своего любовника она случайно не упоминала?
– Про какого любовника? – навострила уши Свиридова.
– Это я так, к слову. Значит, Анна Владимировна просила вас оклеветать Сергея Юргенева?
– Ну зачем так грубо? – обиделась Свиридова. – Она просто просила посодействовать.
– Каким образом?!
– Открыть следствию глаза!
– На что?!
– Ну… вы же сами понимаете, что Анечка имела больше прав на эти деньги.
– Нет, не понимаю! Сколько Анна Владимировна Чекурова заплатила вам за вашу гнусную клевету?
– Нисколько! – искренне возмутилась Свиридова. – У меня сын бизнесмен! И я ни в чём не нуждаюсь!
– Выходит, что вы всё это проделали из чистой любви к искусству?
– К какому ещё искусству?
– Искусству подлости! – отрезал следователь.
– Вы оскорбляете меня!
– Вернёмся к нашим баранам. Анна Владимировна предлагала вам деньги?
– Да.
– Сколько?
– Сто тысяч, – презрительно сморщилась Свиридова.
– И вы отказались?
– Естественно!
– Так, вот вам лист бумаги, ручка и пишите всё подробно.
– Что писать?
– Правду!
– Но…
– Или подписывайте эту галиматью, что вы мне тут наговорили, и ваш сын насушит вам сухари.
– Я не люблю сухари!
– Если и дальше будете давать ложные показания, то обещаю вам, что вы не только сухари полюбите, но и многое другое.
– Я хочу позвонить сыну!
– Звоните, – согласился следователь.
Аделаида Петровна набрала номер телефона сына и стала быстро тарахтеть в трубку, а потом вдруг резко замолчала, точно прикусила язык.
А следователю оставалось только наблюдать чудную картину – сначала лицо Аделаиды Петровны стало пунцовым, потом побледнело, затем стало смахивать на картины Пабло Пикассо.
«Эко, однако, её перекосило, – подумал Наполеонов, – интересно, чего это ей сыночек сказал».
А когда лик Свиридовой вытянулся и приобрёл зелёные оттенки, она положила трубку, взяла ручку и стала молча писать.
Строчила она, не отрываясь, минут двадцать, потом пододвинула исписанные листы бумаги следователю и голосом умирающей попросила воды.
Наполеонов щедрой рукой налил из графина стакан до краёв и протянул его Аделаиде Петровне. Та стала жадно пить, не замечая, что вода льётся ей на блузку и на колени.
Следователь остался доволен написанным, проверил, все ли подписи на месте, и отпустил Свиридову восвояси.
– Шапокляк отдыхает, – пробурчал он, когда дверь за посетительницей закрылась.
Оперативники тем временем, выполняя поручение Наполеонова, опрашивали всех соседей любовника Анны Чекуровой Виталия Константиновича Лукьянова, надеясь отыскать среди них того, кто видел Виталия в тот день.
Видеть его никто не видел. Сосед за стенкой справа сказал в сердцах, что он Виталика не только не видел, но и не слышал.
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался оперативник.
– То, что, когда он дома, у него постоянно горланит музыка! Уже сколько раз просил этого паразита не врубать на всю катушку. У нас ребёнок маленький, – пояснил сосед, – а ему всё до лампочки. В этот же день за стенкой было тихо. Поэтому, думаю, что дома его не было.
– Его мать говорит, что Лукьянов весь день был дома.
– Мать, – усмехнулся сосед, – да у меня тёща и та всегда говорит: «Сынок, если что, я тебя юбкой прикрою».
– Хорошая у вас тёща, – усмехнулся Ринат.
И тут же послышалось:
