– Девушка делает дорогой маникюр, а на следующий день кидается с балкона? – пробормотала себе под нос Алла. – Как-то не похоже на действия человека, задумавшего покончить с собой!
– Ну, если только она не хотела выглядеть в гробу красивой, – хмыкнула Сурдина. – С другой стороны, если бы она преследовала такую цель, то вряд ли выбрала бы столь грязный способ: мозги наружу, кости черепа вдребезги. Можно, к примеру, вскрыть вены в ванне или, на худой конец, наесться таблеток— самый «красивый» и, как правило, безболезненный вариант… Если, конечно, препараты подобраны правильно.
– Следы чужеродного эпителия есть?
– В том-то и дело, что нет, и это странно: жертва сломала ногти и можно предположить, что она боролась… Но, на мой взгляд, все выглядело несколько иначе.
– Как именно?
– Специалист, проводивший первую аутопсию, не удосужился сделать анализ содержимого желудка, однозначно предполагая суицид, однако я решила, что, раз ногти сломаны не во время борьбы, возможно, она какое-то время цеплялась за обрешетку балкона, пытаясь удержаться, а убийца…
– Убийца?
– Дайте мне закончить, ладно? Так вот, убийца, возможно, разжимал пальцы жертвы и по ходу сломал несколько ногтей, пока ему не удалось отцепить ее и она не сорвалась.
– Почему же девушка не кричала? – задала резонный вопрос Алла.
– Помните, я упомянула об анализе содержимого желудка? В нем обнаружились следы феназепама.
– Это ведь транквилизатор, верно?
– Да, и довольно сильный. Но это еще не все: помимо феназепама в желудке покойной оказался этанол.
– То есть она запивала лекарство алкоголем?
– Судя по всему, так. Делать этого ни в коем случае нельзя. Раньше феназепам назначали пациентам для снятия алкогольной абстиненции, но делалось это лишь после того, как из организма полностью выведен спирт. В противном случае последствия могут быть непредсказуемыми, вплоть до летального исхода. Часто в результате наступает так называемый феназепамный сон… Думаю, такова могла быть цель убийцы.
– То есть жертва уснула или впала в ступор, после чего преступник вывел или вынес ее на балкон и попытался сбросить вниз…
– А она, вероятно, пришла в себя и попыталась уцепиться за обрешетку, в результате чего сорвала ногти, но убийца разжал ее пальцы, и бедолага оказалась внизу. Только вот упала она не на асфальт, а на козырек магазина, расположенного на первом этаже. Благодаря этому факту тело обнаружили только утром, когда кто-то выглянул в окно, а там… Неприятно плохо отзываться о коллегах, но сдается мне, патолог, проводивший первым вскрытие, недоглядел: не всегда самая очевидная версия является правильной! Однако я все же предлагаю вам проверить, не принимала ли жертва феназепам в медицинских целях: может, она просто-напросто нарушила инструкцию, что и повлекло за собой смерть.
– Она могла сама дойти до балкона и решить, что это, к примеру, дверь в лучший мир? – недоверчиво нахмурилась Алла.
– И такое нельзя исключить, – кивнула Сурдина. – А потом что-то случилось, и она оказалась висящей на обрешетке. Попыталась удержаться, но безуспешно… Как я уже сказала, следов эпителия под ногтями не обнаружено, значит, все вполне могло произойти без посторонней помощи. Хотя, на мой взгляд, маловероятно! Да, и еще кое-что: у девочки сломаны мизинец и безымянный палец на левой руке.
– Вы же сказали, что следов борьбы нет?
– Сказала.
– Значит, жертва сломала их при падении?
– Чтобы возникли переломы такого типа, она должна была приземлиться аккурат на пальцы.
* * *
Мономах намеревался уходить, как вдруг дверь без стука распахнулась, и в кабинет влетела Алина.
– Ой, Владимир Всеволодович, идемте со мной, пожалуйста, там жуть что творится!
У девушки было такое лицо, что он немедленно последовал за ней, на ходу интересуясь, что же все-таки случилось.
– Ой, там Татьяна с Лешей пытаются остановить этого мужика, но он такой здоровый лось, что они не справ…
– Какого мужика-то?
– Да мужа этой беспокойной пациентки, Карпенко!
– Так у нее, оказывается, муж есть – чего же она тогда бучу подняла, о детях волновалась?
– Ох, Владимир Всеволодович, вы просто еще его не видели – тот еще отморозок! Я бы ему не то что детей – кошку бы не доверила воспитывать!
В этот момент они как раз вырулили в коридор, где располагались палаты, и до Мономаха донесся шум борьбы.
Алина, забежав вперед, распахнула перед ним дверь.
Картина, представшая его взору, была достойна боевика. Здоровенный дядька, ростом под метр девяносто и весом за сто двадцать кило, пытался прорвать «заслон» из четырех человек, загораживающий от него съежившуюся на койке пациентку Карпенко.
Этими четырьмя были: длинная и тощая медсестра Татьяна Лагутина, мелкий, но все-таки не слабый медбрат Алексей Жданов и двое детей – девочка-подросток и мальчик лет десяти-двенадцати.
Видимо, Карпенко приходилась последним матерью: наступил час посещений, и они пришли навестить ее в больнице.
Лагутина с выражением непримиримой ярости на лице, с силой, какую в ней трудно было подозревать, удерживала гиганта за руки, в то время как Леха повис на его спине, пытаясь оттащить назад, а дети, обхватив «налетчика» за ноги, не давали ему ступить и шагу вперед.
Батальная сцена сопровождалась громкой руганью вредной пациентки Игнаткиной, возмущавшейся происходящим и призывающей на головы всех участников кары небесные.
Мономах, пожалуй, впервые за время знакомства с Татьяной, испытал к ней нечто вроде уважения: он и не предполагал, что она способна так рьяно защищать пациентку и палату от зарвавшегося «варяга». Медсестру в отделении недолюбливали, так как она весьма вольно трактовала свои обязанности, считая, что оказывает всем, включая начальство, услугу, а не отрабатывает пусть и маленькую, но все-таки зарплату. И все же в этот момент Мономах почувствовал, что может простить ей прошлые прегрешения лишь за одно это «стояние» супротив разбушевавшегося мужчины, в несколько раз тяжелее ее!
Визитер был трезв, однако исходивший от него резкий запах застарелого перегара говорил о том, что состояние трезвости для него скорее исключение, нежели правило.
– И что тут происходит, позвольте поинтересоваться! – зычно крикнул Мономах, перекрывая вопли Игнаткиной, крики детей и пыхтение медперсонала.
– Охрану вызывайте! – сквозь зубы процедила Лагутина, ни на миллиметр не сдвинувшаяся с места, хотя ее противник и оказывал сильнейшее сопротивление, пытаясь вывернуть руку девушки. – Иначе этот утырок палату разнесет!
– Имею право! – заорал «утырок». – Я, между прочим, муж и отец вот этих вот самых… спиногрызов!
– Бывший муж! – пискнула Карпенко, пытаясь оттащить мальчишку от великана. – И никакой ты не отец, тебя давным-давно родительских прав лишили!
