– Когда дело детей касается, метут всех подряд, а потом уже разбираются. – Лола прошмыгнула перед самым носом оператора.
– Эй-эй, потише! Аппаратуру мне грохнешь! – Стефано следом выскочил на улицу.
– А по поводу того, что всех метут, это неправда, – заступилась за полицию Дана, подбегая к автомобилю. – Значит, подозревают этого Вальтера Мото в чем-то!
Молоденькая девушка за барной стойкой только успевала крутить головой, наблюдая за бросившимися к выходу журналистами. Многие оставили свой кофе и бриоши прямо на столиках, и барменша растерянно смотрела им вслед, не зная, что делать. Автомобили отъезжали один за другим, распугивая воробьев, привыкших к тихой спокойной жизни провинциального городка.
Лола с командой молниеносно забралась в «Ниссан» и рванула с места.
– Как к этому каналу проехать, кто знает?! – быстро спросила Лола, выворачивая со стоянки.
– Никто! Давай сразу налево, на центральную улицу! А там решим, куда дальше!
– Вон смотрите, «Фиат» наших коллег чешет! Гони за ним! – крикнул Стефано.
Лола пристроилась в хвост «Фиату», старательно выруливая по узким улочкам.
И все равно они оказались последними! Машины журналистов перегородили весь переулок, из домов выходили жители, кто-то смотрел из окон, кто-то стоял на крыльце, тихо переговариваясь, совсем далеко в поле виднелись три полицейские машины, четверо стражей порядка полностью перекрыли улицу на выезд из города, не подпуская любопытных.
– Что делать будем? Можно с другой стороны подобраться? – с надеждой спросила Лола.
– Не думаю. Хотя, подожди, мне еще сообщение пришло, – Дана схватилась за мобильник. – Вот, теперь понятно, почему охотника забрали! – Дана оторвалась от текста. – Он только сегодня впервые пошел разыскивать мальчика, причем один, и обнаружил его труп меньше чем через час поиска! По мнению полиции, такое могло произойти, если только Вальтер шел целенаправленно и знал, где искать!
– Кто-нибудь в курсе, где этот охотник живет?!
– Никто! – подал голос Стефано.
– Достали вы со своим «никто»! – разозлилась Лола. – Быстро ищите его адрес! Вон, у местных спроси! – повернулась она к оператору.
Стефано выдвинулся из машины и, смешно перебирая худощавыми ногами, потрусил к женщине в зеленом фартуке, стоявшей поодаль.
Дальнейшая картина привела Лолу в полное потрясение: завидя приближающегося постороннего мужчину, женщина тут же ретировалась за ограду, последующая группа людей, сидевшая на длинной лавке, моментально рассыпалась по своим дворам, так что Стефано не успел и рта разинуть. Кто-то захлопнул дверь калитки перед самым его носом, кто-то откровенно повернулся спиной, скрывшись за живой изгородью, и так все, кто попадался ему на пути, растворялись и прятались за стенами своих домов, оставив его в одиночестве у пустой скамейки на утоптанной круглой площадке.
– Что я тебе говорила?! – спросила Дана, тоже наблюдавшая эту сцену. – Видишь, что творится? Тяжело будет здесь работать не только нам, но и полиции. Поехали, нашла я адрес охотника.
– Давай назад! – крикнула Лола озиравшемуся по сторонам Стефано.
Тот запрыгнул в машину, Лола пошла на разворот.
«Нечего здесь толкаться, заснять ничего не получится, и только время потеряем, – решила Лола, – а у дома охотника больше шансов, пока наши друзья с Первого канала не очухались».
В зеркало заднего вида Лола увидела, какое замешательство в рядах коллег произвел их быстрый отъезд.
Глава 3
Патриция не понимала, что происходит, и, находясь в полном смятении, не могла выудить из своей памяти нужные отрезки времени. В мозгу все путалось и переплеталось, и те самые обычные действия, которые она совершала каждый день: завтрак, отправка маленькой дочки в детский сад, а Андреа в школу, уборка в доме, необходимые покупки два раза в неделю, посещение кулинарного кружка, все это вдруг смешалось и по частям выпало из ее сознания.
Андреа пропал! И ощущение горя, поселившееся в ней с того самого дня, превратилось в тупое заледенелое безразличие. Она уже не пыталась восстановить все по минутам, как ее просила полиция, а потом и муж, а просто повторяла как заведенная: «Это был самый обыкновенный день. Куда мог деваться Андреа? Куда пойти?»
Патриция рано вышла замуж и тут же переехала к Атилио, а очень скоро они купили в кредит квартиру, в которой и жили до сих пор. Атилио считался завидным женихом, несмотря на то, что отец и мать его не были богатыми, а, как говорится, только benestante, что означало среднего достатка, но семья его слыла работящей, а главное – вполне современных взглядов, что в маленьком городке Калабрии встречалось не так часто и было важно для девушки, пришедшей к ним в дом от разведенных родителей, прославившихся скандалами на весь Ваццо.
Патриция всегда не очень ладила со своей матерью, а когда та разошлась с отцом и привела к ним другого мужчину, от одного присутствия которого ее бросало в дрожь, и вовсе ожесточилась. Ее всегда удивляла сестра Манола, которая была старше и могла бы давно, по мнению Патриции, уйти из семьи, однако терпела выходки матери, стараясь угодить и вашим, и нашим.
Манола представляла из себя потерто-невзрачную копию самой Патриции. Она хоть и казалась чересчур худой по южно-итальянским меркам, имела классический овал лица с идеальным прямым носом, огромные бездонные глаза, а главное, необъяснимую чувственность во всех движениях. Что бы она ни делала: шла за покупками, не спеша переставляя длинные ноги, или гладила белье, медленно водя утюгом по распластанной простыне, старательно полола артишоки на грядке или собирала оливки, грациозно нагибая ветки деревьев, неторопливо резала овощи или расставляла тарелки для ужина, легким взмахом поправляя скатерть, – все это затягивало, взывало к желанию. Каждый поворот тела, рук, головы неумолимо производил впечатление нескончаемого эротического танца.
Когда родители разошлись, а пребывание постороннего мужчины стало в доме постоянным, Патриции не исполнилось еще и шестнадцати лет. Мать, и до этого не баловавшая дочерей своим вниманием, теперь окончательно забыла об их присутствии.
Это было такое тяжелое время для Патриции! Ненависть, ярость и отчаянная безвыходность смешались в ее маленькой головке: «Я не нужна никому! Никто не вспомнит обо мне, даже если я завтра умру! А может, это и есть выход – умереть…»
Мать часто посылала дочерей к фонтану за питьевой водой, но сестра раздражала Патрицию своим кудахтаньем, и она старалась уйти одна. Подставив ладошку под тугую ледяную струю, она смотрела, как брызги, искрясь и играя на солнце, отскакивают, разбиваясь о руку, и маленькими брильянтиками падают обратно в чашу фонтана. Наполнив пластмассовые бутылки, ставила их в тень и шла через сад к мельнице, останавливалась по дороге, срывала матовые виноградные грозди, бросала в рот по одной ягоде, с хрустом давила зубами, впитывая винно-сладкую вязкость. Заглядывала в цементный канал, где тогда еще шумела вода, любовалась корявой дикой яблоней, возвышавшейся сбоку от виноградника и, как ни странно, еще не спиленной. Обнимала одинокое дерево, поглаживая шершавую кору, шептала горькие безнадежные слова: «Я совсем одна, как и ты… не могу так больше, не могу… да и тебя скоро срубят, и мне совсем не с кем будет поговорить… но что делать, что?..»
