— Уверен, не я один виноват в этом.
— Полагаю, нет, — Никель бросил на мужчину сердитый взгляд. — Неприятные вещи теперь происходят повсюду, это верно. Наступили худшие дни со времён Хранителя Шторм-камня.
— Да, я только что рассказывал о нём своей семье…
— Как жаль, что Высокий народ не может просто оставить нас в покое. Мы им ничего не сделали, — злился Никель, — мы лишь хотим следовать своими древними путями, служить Старейшим Земли!
— Возможно, Высокие люди — тоже часть великого замысла Древнейших, — мягко возразил Сланец. — Может быть, они только исполняют то, что те пожелали.
Никель долго смотрел на него, затем сказал:
— Ты пристыдил меня, Сланец Голубой Кварц, — что явно его не радовало.
Мгновением позже монах остановился и толкнул одну из дверей. За ней оказалась комната с развешанными по стенам ведёрками, наполненными фосфоресцирующими кораллами, так что по сравнению с тёмным коридором она просто сияла светом.
— Заходи, присоединяйся к своим друзьям. Они здесь, в служебном помещении библиотеки.
По сравнению с громадной главной залой это была весьма скромная комната, из-за чего два человека — Высоких человека, не фандерлинга, — казались здесь гротескными великанами. Целитель Чавен улыбнулся, но с места не встал — возможно, потому что боялся удариться головой о потолок. Феррас Вансен, который был на полголовы выше врача, поднялся, неловко пригнувшись, и взял руку Опал в свою.
— Госпожа, я счастлив вновь видеть вас и вашу семью. Никогда мне не забыть то кушанье, что вы приготовили для меня в день, когда я вернулся — лучшее блюдо, какое мне только доводилось есть!
Ещё чуть-чуть — и смешок Опал перешёл бы в девичье хихиканье:
— Не могу поставить это себе в заслугу. Готовить для голодного человека — это как… как…
— Ловить согретую солнцем саламандру? — предположил Сланец — и тут же пожалел об этом: Опал, похоже, обиделась. — Ты принижаешь свои заслуги, женщина. Всякий знает, что твой стол — один из лучших!
— Это точно, меня она потчевала знатно, — поддакнул Чавен, — никогда не думал, что буду так восхищаться отлично приготовленным кротом! — он улыбнулся Кремню, наблюдавшему за доктором со своей обычной серьёзностью. — И тебе привет, мальчик. Смотрю, ты подрос, — Чавен опять обернулся к Сланцу. — Мы ждём только последнего гостя…
Дверь со скрипом отворилась. Внутрь сунул голову встревоженный аколит и позвал:
— Брат Никель? Прибыл один из городских магистров, и он хочет использовать ваш кабинет в монастыре для проведения совета!
— Мой кабинет?! — ахнул Никель и помчался отстаивать свою территорию.
— Это вот он и должен был быть, — договорил Чавен. — Ох. Ну, боюсь, магистру Киновари и брату Никелю друзьями никогда не стать.
Сланец вытащил из кармана свой старый тупой резец по камню и сунул его Кремню вместе с куском стеатита
[3], чтобы занять мальчика:
— Посмотрим-ка, что ты сможешь из этого сделать. Только будь внимателен и думай прежде, чем резать — это хороший, чистый кусок.
Дверь открылась снова, и в комнату вошёл Киноварь Ртуть, провожаемый эхом пронзительных воплей брата Никеля.
— Этот парень думает, что он уже аббат, — поморщился Киноварь. — Сланец Голубой Кварц, я рад видеть тебя — и вас, госпожа Опал! Хорошо ли приняли вас братья?
— Мы только прибыли, — ответила Опал.
— И вы, и мальчик можете смыть дорожную пыль, всё к вашим услугам, — кивнул ей Киноварь, — но, боюсь, мне придется похитить вашего мужа на время, госпожа. Хотя и вы можете прийти тоже, разумеется. Частенько случается, что проблемы, над которыми Хранители бьются час, моя Вермильон решает в минуту.
В комнату прошёл брат Никель и, сердито глядя исподлобья, как человек, пришедший домой и вдруг обнаруживший, что в его любимом кресле развалился какой-то незнакомец, напустился на гостей:
— Вы что, начали без меня? Повели разговор, а меня не дождались? Не забывайте, что это вы в гостях у Метаморфического братства.
— Никто не забыл о тебе, брат Никель, — успокоил его Киноварь. — Кроме того, мы же собирались перенести совет в твой кабинет, помнишь?
Пока монах бросал на магистра взгляды, способные испепелить гранит, рядом заёрзал лекарь:
— Боюсь, наш разговор займёт почти всю вторую половину дня, а мы с капитаном Вансеном и так уже прождали некоторое время. Найдётся у нас что-нибудь перекусить и освежиться?
— Вы можете поесть вместе с братьями в установленное время, — холодно отозвался Никель. — Вечерняя трапеза всего через несколько часов. Мы обещали мастеру Киновари относиться к вам, как к одним из нас, пока вы гостите здесь. Наша пища простая, но полезная.
— Да, — согласился Чавен, чуточку погрустнев, — уверен, так оно и есть.
— …И вот я внезапно обнаружил, что стою здесь — не за много миль от Границы Тени, а в центре Города фандерлингов, на огромном зеркале, — Вансен нахмурился, взгляд его был тревожен. — Нет, во время путешествия между “здесь” и “там” происходило больше всякого… но остальное ускользает от меня… как сон…
— То, что вы здесь, с нами, это подарок судьбы, капитан, — произнёс Чавен, — так же, как и знать, что когда вы виделись в последний раз, принц Баррик был жив и здоров.
Но и доктор выглядел озабоченным.
Сланец заметил, как он начал хмуриться при словах Вансена о том, как тот понял, что стоит на зеркальном полу Зала совета Гильдии, между двумя одинаковыми изображениями грозного бога земли Керниоса.
— Что он был жив — я ручаюсь, — откликнулся солдат, — а что здоров — тут я не так уверен…
— Прошу прощения, — вставил Киноварь, — но сейчас вы должны послушать меня, поскольку мои новости касаются молодого принца. Кое-кому из наших всё ещё позволено работать наверху, в замке, — трудиться над заказами Толли, — и один из них — с величайшим риском — доставил новость о вашем прибытии Авину Броуну.
— Лорд-констебль, — кивнул Вансен. — Как он?
— Он больше не лорд-констебль, — покачал головой Киноварь, — а об остальном вы узнаете сами. Он послал вам вот это, и мой человек тайком передал записку мне.
Вансен пробежал глазами письмо, беззвучно шевеля губами, и спросил:
— Могу я прочесть вам это?
Киноварь кивнул.
- “Вансен, я рад слышать, что ты цел, и ещё более рад узнать новости о наследнике Олина. Я не понимаю, что произошло и как ты оказался здесь — эти коротышки передавали послание один через другого”… Я прошу прощения за манеры графа, — Вансен покраснел.
Киноварь только отмахнулся:
— Мы слышали о себе и худшее. Продолжайте, пожалуйста.
