Чавена такое предположение как будто и обидело, и взволновало:
— Я не помню, говоря честно. Но я бы никогда не причинил вред ребёнку, и не стал бы его пугать, Сланец, уж ты-то должен бы знать.
Сланец тут же вспомнил, как ребёнок кричал от ужаса в тот раз, когда толстый лекарь попробовал применить к нему свою зеркальную магию.
— Пф! Его нет — вот что я знаю. И куда он мог деться? Есть у вас хоть какие-то предположения? Как давно он пропал?
Но Чавен был страшно озадачен — и бесполезен. Он только переводил взгляд с одного угла полутёмной комнаты на другой и тёр глаза, как будто тусклый свет здесь был для него всё же слишком ярок.
Сланец торопливо шагал по залам в поисках мальчика, как вдруг вспомнил про библиотеку. Кремень уже однажды навлёк на них обоих неприятности, заявившись туда. Так где же ещё стоит искать его в первую очередь?
К своему невыразимому облегчению там фандерлинг и нашёл мальчишку: дрыхнущим без задних ног, как обычно спят дети, за одним из древних столов, головкой на бесценном невозместимом фолианте — вместилище стопки многосотлетних легчайшей резьбы букв на листах слюды тоньше пергамента. Приподнимая голову мальчика, чтобы вытянуть из-под неё страницы, Сланец мельком глянул на древнюю рукопись. Прочесть её он не мог — слишком древними и непонятными были письмена — но они напомнили ему слова, выцарапанные на стенах глубоко в Мистериях. Зачем она понадобилась парнишке? Он хоть понимал, что делает? Иногда Кремень вёл себя так, будто был в десять раз старше своего настоящего возраста, а в другое время казался не более чем обычным ребёнком.
— Проснись, малыш, — позвал Сланец мягко. Он мог простить почти что угодно, главное — не пришлось бы говорить Опал, что он потерял их мальчика. — Давай, ну же.
Кремень поднял голову и осмотрелся, а потом опять закрыл глаза, будто хотел поспать ещё. Отнести его на руках Сланец не мог — слишком уж рослым тот стал, даже выше своего приёмного отца — так что фандерлингу пришлось тянуть ребенка за руку, пока тот не поднялся на ноги и не позволил, пусть и с неохотой, вывести себя из библиотеки и проводить обратно через храм в их общую комнатку. Что ж, на этот раз им улыбнулась удача: Вансен, очевидно, по уши загрузил брата Никеля и прочих монахов работой по защите храма, и новое нашествие Кремня на библиотеку осталось никем не замеченным.
— Зачем ты это сделал, малыш? — сурово вопросил Сланец. — Братья же велели тебе держаться оттуда подальше — а ты что же вытворяешь? И что произошло в комнате Чавена?
Кремень сонно помотал головой.
— Не знаю, — и, пройдя в молчании несколько шагов, неожиданно добавил: — Иногда… иногда мне кажется, что я знаю всякие вещи. Иногда я что-то знаю — и что-то важное! А потом… а потом не знаю.
К изумлению Сланца, мальчишка вдруг разрыдался, чего раньше никогда и ни при каких обстоятельствах фандерлинг за ним не наблюдал.
— Я просто не знаю, отец! Я не понимаю!
Мужчина обнял Кремня, крепко обхватив руками это странное создание, этого чуждого ребёнка, ощущая, как его сотрясает безутешное горе. Больше ничем он помочь не мог.
Сланец только уложил Кремня в кровать, как в дверь кто-то поскрёбся. Голубой Кварц заставил себя подняться и, открыв, обнаружил за ней Чавена, из-за темноты в коридоре таращившего глаза.
— Ты нашёл мальчика? — вместо приветствия спросил тот.
— Да. С ним всё в порядке. Ходил в библиотеку. Я только что уложил его спать, — фандерлинг отступил с дороги, приглашающе махнув рукой. — Входите, я гляну, не найдётся ли у нас мохового пива. Вы вспомнили, что случилось?
— Не могу, — вздохнул Чавен. — Я, собственно, пришёл к тебе с посланием. Феррас Вансен просил передать, что они нашли способ поговорить с захваченным фандерлингом.
Сланец приподнял бровь.
— Фандерлинг — это я. А то злобное создание — дроу.
Чавен примирительно взмахнул рукой:
— Конечно, конечно. Прости. Ну так что, ты придёшь? Капитан Вансен просил позвать тебя.
Голубой Кварц покачал головой:
— Нет. Я должен оставаться с моим мальчиком. Слишком много дел меня от него отрывало. Да и к тому же, тут капитану я ничем не помогу. Если я в самом деле буду ему нужен, то зайду завтра, — он кисло улыбнулся. — Если, конечно, к тому времени квары не успеют нас перебить.
Лекарь не нашёлся, как на это реагировать.
— Разумеется.
Когда Чавен удалился, Сланец пошёл посмотреть, как там мальчик. Во сне личико Кремня расслабилось, рот приоткрылся, взъерошенные волосы казались светлее лимонного кварца.
"И что всё это значило? — гадал, разглядывая его, приёмный отец. — Он знает, но не знает?" Как всегда, Сланец мог только дивиться тем чудесам, которые они с Опал привлекли в свою жизнь, и этому подменышу… ходячей загадке.
* * *
Утта потянула старшую женщину за локоть, стараясь удержать, но усилия её оказались тщетны. Они вместе поскользнулись и едва не шлёпнулись в грязь, которой была покрыта главная улица. Кайин сделал слабую попытку их подхватить, но женщины выровнялись сами.
— Меня не остановить, сестра, — Мероланна тяжело дышала от напряжения и холода.
До того, как Мост Шипов начал расти, дни стали ощутимо теплее, но с началом осуществления этого чудовищного плана на всё побережье вокруг Южного Предела опустился промозглый туман, как будто лето, не замечая крепости, пролетело мимо, и сразу наступил декамен или даже ещё более поздний месяц.
— Кайин, помоги мне, — взмолилась Утта. — Тёмная леди убьёт её!
— Возможно, — пожал плечами квар. — Но взгляни — мы все пока живы. Похоже, жажда крови немного утихла в моей матери в наступившие печальные дни.
— Ты обезумел, юнец? — воскликнула Мероланна. — Жажда крови утихла в ней, как же! Она сию минуту убивает наших людей! Я слышу их крики!
Кайин пожал плечами:
— Я же не сказал, что она совершенно изменилась.
Мероланна быстро и целеустремлённо зашагала дальше, шлёпнув Утту по руке, когда жрица Зории попыталась придержать её.
— Нет! Она меня выслушает! Меня никто не остановит!
— Если бы Рыло и другие сторожа не были призваны в помощь осаждающим, — жизнерадостно отметил Кайин, — вы бы даже из дверей не вышли.
Мероланна в ответ только обнажила зубы в такой гримасе, которая, появись она на лице какого-нибудь другого человека, а не столь почтенной вдовы, была бы, пожалуй, названа хищным оскалом.
Нагромождение доков и портовых строений, глядящих на затопленную насыпную дорогу до замка, являло собой сцену хаоса из ночного кошмара. Существа всевозможных форм и размеров сновали туда и сюда сквозь туман, а толстые скрипящие древоподобные лозы Моста Шипов возвышались над ними, как искорёженный скелет разрушенного храма.
